Джон выпятил нижнюю губу, готовясь к выволочке, зато Присциллу вопрос ничуть не тронул. Встряхнув темными кудряшками очаровательным жестом, который переняла у своей матери-американки, она ответила:
– Мы прибираемся в шкафу с игрушками, папа.
– Прибираетесь? Гм… Ну ладно, тогда пусть Джон заканчивает один. Тебе пора на урок музыки, малышка.
В последние месяцы из-за снежных заносов и карантина по причине кори школьные занятия отменили, и родители сами от случая к случаю давали им уроки. Хэйуорд Рестэрик – к немалому удивлению тех, кто видел в нем воплощение английского любителя прогулок, охоты и прочих развлечений под открытым небом, – обладал немалым музыкальным талантом.
Подбежав к отцу, Присцилла взяла его за руку и возбужденно потянула к двери. С порога он оглянулся на сына, который снова глядел в окно.
– Не отвлекайся, старина, – сказал он вполне доброжелательно, но с оттенком подавляемого раздражения, от которого мальчик немного подобрался. – Приберись в комнате. Нельзя же все утро витать в облаках.
– Мы смотрели, как тает снеговик.
– Он никуда не денется, пока ты убираешься. Твое духовое ружье ведь не заряжено? Ты уверен?
– Дядя Эндрю, когда его подарил, сказал, что мне можно стрелять из него по птицам из окна.
– Я спросил тебя, заряжено ли оно.
– Мне надо держать его наготове, вдруг я увижу птицу и…
– Я же говорил тебе, Джон, никогда не держать ружье заряженным, верно? Тебе десять лет, и пора уже научиться обращаться с огнестрельным оружием. Ладно, давай-ка посмотрим, как ты сейчас выстрелишь, не то забудешь разрядить.
Джон послушался. Он был бесстрашным парнишкой, но знал, что не стоит провоцировать приступ внезапной ярости, какую вызывало у его отца любое неповиновение. Он сознавал, что хотя обычно его отец был человеком терпеливым и добрым, но мог вспыхнуть в любой момент от мельчайшей искры. А в последнее время отец просто сам не свой. Всему виной гнетущая атмосфера, воцарившаяся в доме с самых тех пор, как умерла тетя Бетти. Перемена в отце, на взгляд Джона, вполне совпадала с прочими странностями: отмена занятий в школе, приходы и уходы полицейских, прорвавшиеся трубы, жутковатый снеговик или разговоры взрослых в полголоса, которые обычно обрывались, когда он или Присцилла входили в комнату. Иными словами, все стало с ног на голову в доме, где обычно жизнь шла заведенным чередом, отлаженным, как новенький восьмицилиндровый мотор.
Поставив в угол духовое ружье, Джон вернулся к окну. Открыв раму, он высунулся наружу. Повсюду чувствовалось влияние оттепели: снег комьями валился с елок позади теннисного корта; сырой, мягкий ветерок ласково гладил его лицо, вода булькала в сточных трубах, ручей с журчаньем перекатывался по миниатюрному водопадику в саду камней, проседал в полях снежный наст.
Только снеговик как будто сопротивлялся всеобщей оттепели. Поверхность у него стала пористой и ноздреватой, но нескладная фигура еще сохраняла прежние очертания. Джон хорошо помнил тот день несколько недель назад, когда они с дядей Эндрю, мистером Стрейнджуэйсом и Присциллой лепили снеговика. Мисс Эйнсли тоже там была: красовалась в ярко-алых шерстяных варежках и меховых сапогах, а еще сделала уйму дурацких, странных замечаний, которых он не понял. Мисс Эйнсли была из тех женщин, что только сидят и отпускают замечания. Она даже кухонный стул принесла, чтобы на него сесть, но дядя Эндрю быстренько стул опрокинул и немного повалял ее в снегу. Мисс Эйнсли много смеялась и вообще вела себя как стойкий оловянный солдатик, хотя Джон подумал, что на самом деле ей это не нравится, и она только делает вид. Потом дядя Эндрю отнес стул, чтобы посадить на него снеговика. Он сказал: это трон, а снеговик – королева Виктория. А мисс Эйнсли произнесла что-то вульгарное про то, как ее величество геморрой заработает, если будет сидеть на холоде.
Дети скатали большие шары из липкого снега, которые дядя Эндрю поставил один на другой, а потом долепливал фигуру, честное слово, похожую на королеву из учебника Джона по истории. Потом они налепили снеговику монетки по полпенни вместо глаз, а мисс Эйнсли откопала в шкафу с театральными костюмами старую вдовью шляпку, вуаль и водрузила ему на голову. Но по какой-то причине этот головной убор не понравился папе, когда он вышел посмотреть, и шляпку с вуалью пришлось вернуть на место в шкаф.
Глядя теперь на снеговика из окна, Джон испытывал странный восторг. Словно он был богом, который смотрит с небес и приказывает снеговику растаять. И вдруг из глазницы беззвучно выпала монетка.
– Это от Господа, и есть дивно в очах наших, – мечтательно пробормотал Джон слова псалма, который его заставили выучить в воскресной школе.
Он пожелал, чтобы голова у снеговика треснула и – смотрите! – в ней появилась трещина.
– Смотри, Мышка, королева Виктория треснула! – воскликнул Джон, забыв, что сестры нет в комнате.
И снова ему вспомнился сон, который он видел больше недели назад, но тот все еще казался исключительно ярким. Мальчику снилось, что он встал посреди ночи и подошел к окну. Ночь была безлунная, однако ярко светили звезды. В нескольких милях от поместья прожектора противовоздушной обороны шарили по небу, а потом вдруг застыли частоколом лучей. На лужайке под окном Джон едва различал поблескивающий в их отраженном свете кряжистый силуэт снеговика. Но в его сне снеговик то появлялся, то исчезал, точно (как он решил на следующее утро) кто-то лепил второго снеговика. Однако на следующее утро королева Виктория все же была одна, может стала чуть массивнее, поскольку ночью снова шел снег, но все еще узнаваемо величественная.
Он никому про сон, кроме Присциллы, не рассказывал и на время о нем позабыл, радуясь подаренному дядей Эндрю духовому ружью. Однако сегодня на лужайке не было пухлых, встрепанных птиц, в которых можно целиться. С наступлением оттепели они вернулись к обычной своей жизни. Джон снова вспомнил про сновидение.
Странно, рассеянно думал мальчик, ведь ему совсем не страшно, только очень интересно, а еще… У него было странное ощущение, будто он находится там внизу на лужайке и, одновременно, смотрит из окна.
Звуки фортепьяно в гостиной внизу смолкли, вероятно, закончился урок Присциллы. Воцарилась тишина, лишь было слышно, как за окном звенит капель. Внезапно из конюшни вырвался пони Джона, ударил копытами и понесся к изгороди, взметая белые фонтанчики из льдинок и снега. Раздались шаги бегущей вверх по лестнице Присциллы. Из-за дома вышла мама в резиновых сапогах и заговорила с садовником. Джон вспомнил, что хотел спросить кое-что у Присциллы.
– Эй, Мышка, – окликнул он, когда сестра вошла в детскую, – что это за чушь была с призраком?
– Сам ты чушь, Крыс. Я слышала, как они про него разговаривают. И вообще Скриблс призрака видела, так мама сказала.
– Кошки не умеют видеть призраков.
– Скриблс очень умная кошка.
– Скриблс просто старая вонючка. И где же это она его видела?
