– Простите, Рестэрик, но возникли некоторые осложнения. – Майор Диксон стойко сопротивлялся внушительному гневу, закипающему во взгляде Хэйуорда. – Вы ее лечили, доктор Боуджен? Какова была природа ее болезни?
– Она страдала от нервного расстройства, диагностировать которое мне оказалось непросто. Я не в праве раскрывать его причину, – чопорно ответил врач.
– Возможно, вам придется сделать это на дознании.
– Тогда я, вероятно, пересмотрю свою позицию.
Ни один из них не желал уступать другому. Стоявший у окна Найджел внезапно повернулся и спросил:
– Не согласитесь ли объяснить, в чем заключалось ваше лечение?
– Бога ради. Я давал ей успокоительные препараты, чтобы облегчить ее состояние во время приступов, и, разумеется, использовал гипноз, чтобы попытаться устранить…
– Что вы делали? – вскричал Хэйуорд Рестэрик. – Вы тут преспокойно говорите, что гипнотизировали мою сестру?
Он буквально затрясся от ярости, и голубые глаза засверкали от гнева. Агрессивное поведение Хэйуорда вынудило суперинтенданта Филлипса сделать шаг вперед, чтобы, если потребуется, вмешаться. Однако доктор Боуджен ничем не выдал, что испуган или сбит с толку.
– Гипноз в наше время – довольно распространенный метод лечения, – спокойно ответил он. – Тут нет никакой черной магии.
– Это преступление! – бушевал Рестэрик. – Знай я, что происходит, немедленно выставил бы его из дома.
– Мисс Рестэрик сама согласилась на такое лечение. Она была свободным человеком.
Хэйуорд вперился в него бешеным взглядом, потом с такой силой схватил главного констебля за локоть, что тот даже поморщился.
– Он ее гипнотизировал! Именно так захватывают тело и душу человека. Откуда нам знать, что этот тип не усыпил ее и не велел ей повеситься? Откуда, я вас спрашиваю?
Глава 7
Ты больна, бедняжка роза.
У. Блейк. «Больная роза» из сб. «Песни невинности и опыта»
Та сцена, которая разыгралась между Хэйуордом и доктором Боудженом, оказалась лишь первой в череде многих, в результате чего Истерхэм-Мэнор стал походить на поле боя. Еще накануне вечером, до смерти Элизабет, Найджел уловил подспудный рокот конфликта. Теперь же вспыхнула открытая война. Но, как и война, от которой в конвульсиях содрогалась Европа, эту тоже ждали длительные периоды затишья и скуки, перемежаемые внезапными и краткими спазмами яростных баталий.
Найджел и Джорджия как раз пробирались по снегу назад в Дувр-Хаус. Их сопровождал Эндрю Рестэрик, решивший купить в деревушке табак. Джорджия была в восторге от детей Рестэриков – Джона и Присциллы, которые развлекали ее почти все утро в полном неведении о том, что творится вокруг них в доме.
– На мой взгляд, миссис Рестэрик очень разумно поступила, не сообщив им, – сказала она. – Конечно, у детей нюх на неприятности, и они понимают, что случилось что-то дурное. Но они не так тяжко это воспримут, если будут узнавать о случившемся постепенно. У некоторых современных матерей есть абсурдная теория: дескать, с детьми надо обращаться как со взрослыми и равными, и они готовы все вываливать ребятишкам, как снег на голову. Рассказывать детям все без утайки – нет, не верю я в такие финты. Это взваливает на них слишком большой груз и ответственность.
– М-да, – протянул, помолчав, Эндрю. – Но стоит ли во всем облегчать малышам жизнь? Интересно, получится ли из этого что-нибудь путное? – Он подбрасывал ногами фонтанчики снега. Мысли у него приняли личный оборот. – Вот взять хотя бы нас. Идеальное детство. Родители были добры и внимательны, но не слишком нас баловали. Красивый дом, традиции. Хорошие школы. Привольная жизнь за городом на каникулах. Потом путешествия. Отец получил назначение в посольство в Вашингтоне и взял нас с собой. У нас было все, чего могут желать дети. И посмотрите на нас сейчас. Хэйуорд хиреет в глуши, возится в военных сельскохозяйственных комитетах и волосы на себе рвет, что его не пускают в его старый полк. Я – своего рода бродяга-дилетант, никчемный сын, который не сумел даже приобрести романтичной дурной славы черной овцы. А Бетти… – Его голос на мгновение пресекся. – Бетти висит на втором этаже, как копченая баранья нога.
– Вы были к ней очень привязаны, да? – ласково спросила Джорджия.
– Бетти была самой отъявленной дрянью и самым восхитительным созданием, какое я… – Голос Эндрю охрип от боли. – Проклятье, она была моей сестрой… не могу о ней говорить, слова ничего не значат, ее нельзя было описать… Для этого понадобился бы поэт, Шекспир или Джон Донн. И я ничем ей не помог. Просто дал ей умереть.
Его худощавое, жилистое тело содрогалось от неудержимых рыданий. Без единого слова Джорджия взяла его под руку. Он как будто даже не заметил ее прикосновения.
– Вы правда думаете, что она покончила с собой? – бесстрастно спросил Найджел.
Пару мгновений казалось, что его слова не возымели никакого действия. Потом Эндрю вдруг застыл как вкопанный, уставившись на собеседника.
– Повторите.
– Вы правда думаете, что она покончила с собой?
– Объяснитесь! – потребовал Эндрю, и в его голосе прозвучала едва сдерживаемая ярость.
– Я считаю, что она была убита. И убийца подстроил все так, чтобы выглядело как самоубийство.
Он почувствовал на себе взгляд Эндрю, который весь словно обратился в слух; казалось, от такой неистовой сосредоточенности на Найджела пахнуло жарким ветром. Покрытые инеем камыши у пруда, возле которого они остановились, шевельнулись на ветру, резким шорохом подчеркнув царившую тишину.
Найджел снова коротко изложил то, что объяснял Шарлотте Рестэрик и главному констеблю.
– Не сомневаюсь, вам тоже почудилось что-то неверное во всей сцене самоубийства, – завершил он. – Иначе зачем вы потребовали, чтобы никто ничего не трогал?
– Ну, это вышло как-то подсознательно. Наверно, такое вбито в нас детективными романами. Хэйуорд и остальные просто голову потеряли. Кто-то должен был их вразумить. Но у меня и мысли не возникло, что это может быть чем-то помимо самоубийства. Во всяком случае в начале. – Эндрю искоса бросал на Найджела с женой быстрые, задумчивые взгляды. – Когда я ее увидел, моей первой мыслью было: нет, это невозможно, Бетти не могла этого поступить, она никогда бы так не сбежала. А что это еще, если не бегство?
– Так значит, вы ничего подобного не ожидали?
– О чем вы? Давайте пойдем дальше? Адски холодно стоять на этой стигийской равнине. Интересно, почему христиане традиционно утверждают, будто в аду жарко, должно ведь быть холодно. Холодно, как в этих мерзких краях, как зло и бессердечность мира.
– Но вчера за обедом все были на взводе, – твердо вернул его к обсуждаемой теме Найджел. – Вот почему я спрашиваю, не ожидали ли вы чего-то.
– Вы не знали Бетти. С тех самых пор, как приехала на Рождество, она выглядела больной и издерганной. А когда она была в таком состоянии, это эхом перекидывалось и на всех вокруг. Понимаете, она была человеком, который просто лучится жизнью, а никак не кровопийцей, который тянет соки из ближних. Когда такой хрупкий инструмент расстроен, все чувствуют удушье, ну или спазм… – Его голос стих до шепота, но и тот звучал резко, как шорох камышей, мимо которых они проходили. – «Ты больна, бедняжка роза». Интересно, кто же тот червь, что «проник в твой рай укромный».
