– В общем и целом я был уверен, что вы так думаете. Вот почему решил предварительно с вами поговорить. Блаунт – тот малый, которого прислали сегодня из Департамента уголовного розыска, – до мозга костей полицейский. Он умелый и довольно чуткий, но не позволяет эмоциям мешать расследованию.
– А с чего бы ему?
– Поступай он так, возможно, был бы лучшим детективом. Но это так, между делом. Суть в том, что в разговоре с ним вы замкнетесь и, возможно, произведете худшее впечатление, чем вам нужно.
Дайкс собирался бросить что-то язвительное в ответ, но передумал. Подход Найджела задел его писательскую струнку, заинтересовал анализирующего людей наблюдателя.
– Возможно, вы правы. Да. А у вас есть голова на плечах, молодой человек. Хотя будь я проклят, если понимаю, какое вам до всего дело.
– Забудем об этом. Давайте кое-что проясним. Я не на вашей стороне. Я ни на чьей стороне. Разве только, возможно, на стороне Элизабет Рестэрик. Из того, что вы мне расскажете, я, если сочту это относящимся к расследованию, передам полицейским. Я вывел вас погулять, поскольку считаю, что кое-что вам будет рассказать легче мне, чем паре полицейских.
– А вы на слова не скупитесь. Что ж, это освежает после никчемной болтовни кое-кого из здешних. – Дайкс ткнул большим пальцем в сторону дома. – Мне, впрочем, скрывать нечего.
– Рискну лишь сказать, что я заметил, как вы краснеете.
Остановившись, Уилл Дайкс с интересом в него всмотрелся.
– А, понимаю, о чем вы. О сексе. Ну, раньше я сдерживал себя, ведь ребята из рабочего класса сквернословят почем зря, но грязь на люди не выносят, не в пример той стерве Эйнсли. Впрочем, учитывая, с какими людьми водилась Бетти, я получил основательную прививку.
– Давно вы ее знали?
– Шесть месяцев. Нет, семь. Это было в мае. Я познакомится с ней на какой-то чертовой вечеринке у издателя. Ну знаете… издатель вытащил меня всем напоказ. Мы с Бетти друг другу понравились, потому что остальные там выглядели совершенно бескровными. Вот и говори про призраков! Бетти была не ангел. Но, боже мой, кровь в ней так и кипела, и норов был адский.
– Вы говорите, она была не ангел. Вы знали, что она наркоманка?
Писатель невольно охнул, точно получил удар в самое сердце.
– Это правда? – вскинулся он, хватая Найджела за руку.
Его вчерашние слезы, сегодняшняя бурная вспышка – он был скор на эмоции, что можно назвать изъяном характера, если живешь по стандартам Рестэриков, подумал Найджел.
– Боюсь, что да. Это выяснилось на вскрытии. Кокаин.
– Так вот в чем было дело, – прошептал Дайкс. – Бедная Бетти. Грязные, хладнокровные, бессердечные сволочи!
– Так вы подозревали?
– Паскуда Эйнсли на это намекала. И еще кое-какие друзья Бетти. Тоже мне друзья! Боже! Если бы только она мне рассказала! Мы могли бы пройти через это вместе. Кто… кто ее подсадил? – с убийственной яростью во взгляде добавил Дайкс.
– Мы не знаем. Хочу сказать вам вот что, Дайкс. Полгода назад Бетти пошла лечиться к Боуджену. Она хотела избавиться от зависимости. Эта дата вам о чем-нибудь говорит?
– Говорит? Ах, вот вы о чем. Да, приблизительно полгода назад я сделал ей предложение.
– Она согласилась?
– Она сказала, что нужно подождать. Теперь я понимаю, почему. Она хотела сперва вылечиться. Помнится, она сказала… Мы тогда сидели на верхней площадке омнибуса, мы любили совершать долгие поездки по Лондону… Ну знаете, взять билет из конца в конец… Для нее ездить в омнибусе, наверно, было в диковинку… Она сказала: «Я люблю тебя, Уилли, один Бог знает почему. Но я слишком тебя люблю, чтобы позволить тебе сейчас на мне жениться». Теперь понятен смысл этих слов.
Увязая в глубоком снегу, они зашли в рощу. Странное место для разговора с глазу на глаз, подумал Найджел.
– Красивые тут деревья, правда? У нас дома одно такое росло на заднем дворе. Вечно было покрыто сажей. Красивая беляночка в черных пятнах.
– Вы были любовниками? – спросил Найджел.
– Нет. Бетти хотела, но я был против. Либо брак, либо ничего. Вот я и получил ничего.
Мало-помалу Найджел начал сознавать, что привлекало Элизабет в Уилле Дайксе. Поначалу он отнес это за счет извращенности в характере самой Элизабет. Но сейчас Найджел понял, что Уилл был для нее не просто диковинкой, а целым новым миром. Полет воображения и интуиция сочетались в нем с крепким, приземленным здравым смыслом и нравственными устоями, которых она никогда не встречала прежде. Но было и кое-что большее. Личность, в которой лояльность уживалась с отсутствием иллюзий. Он не будет обращаться с ней ни как с Клеопатрой, ни как с хористкой. Мужчины, которых она знала раньше, испытывали к ней благоговение, предшествующее слишком легкой страсти, а затем следовало презрение. В отличие от Дайкса они никогда не стали бы относиться к ней как к равной, достойной уважения. Более того, сама страстность Элизабет, ее поиски любви и готовность очертя голову броситься в новую любовь глубоко шокировали бы обычного повесу. Ее вечно подводили подобные люди, чурающиеся глубоких, как у Элизабет, страстей, ведь иначе им пришлось бы признать, что сами они мелки. Но Уилл Дайкс не был бы шокирован и испуган, хотя физически она могла бы его поработить. В глубине души он всегда оставался бы неподвластным ей, отстраненным, самодостаточным.
Да, Уилл Дайкс олицетворял собой надежность, о которой мечтают на том или ином отрезке своего пути любой сорванец, перекати-поле или распутница. Но это еще не означало, что он ее не убивал.
– Вы сознаете, – сказал после долгого молчания Найджел, – что полиция будет вас подозревать?
– В убийстве Бетти? Наверно, да. Они по любому поводу к парню из рабочего класса прицепятся.
– Не по этой причине. Они скажут, что это преступление на почве страсти; вы были ее любовником и убили из ревности, так как она бросила вас ради доктора Боуджена. Насколько мне известно, они могут быть правы.
– Что за гадкая история! – Дайкс сплюнул. – Наверно, мне никогда от ее привкуса не избавиться. Чтобы я убил Бетти! Ну и ладно, будет мне уроком держаться своих. – По безмолвному уговору они повернули назад к дому. – Вы считаете меня бесчувственным, мистер Стрейнджуэйс? Мне следует твердить, что раз Бетти мертва, моя жизнь кончена? Нет, все что угодно можно пережить. Мне повезло. Мне книги надо писать, память о Бетти поможет мне жить. Парни вроде меня привыкли, что нам несладко приходится. Мы не как те избалованные вон там, – он снова ткнул большим пальцем в сторону дома, – которые думают, что, если лампочка перегорела, настал конец света.
– Я бы не назвал Эндрю Рестэрика избалованным.
– Ну, он не так плох, но у него всегда был дом, куда можно вернуться, если станет совсем скверно. Нет, до настоящей жизни им как до луны. Посмотрите вот на это, – Дайкс подкинул ногой пласт снега. – Там, откуда я родом, снег означает, что дети будут бросаться снежками – с камешками внутри. В это время одежда у тебя недостаточно теплая, а огонь в камине – недостаточно жаркий. Возможно, работу приостановят и получка по пятницам будет меньше. Вот оно как, и песен мы про это не слагаем. Но как воспринимают снег те люди? Он же для них забава, совсем как глазурь на рождественском торте. Или досадная помеха. Стоит из-за морозов прорваться трубе, и они устраивают такой переполох, точно Ноев потоп случился, и посылают за одним из нас, чтобы все починил. Или вдруг замело рельсы, поезда немного опоздали, и дуреха Эйнсли не попадает в Лондон в косметический салон и…