– Едва ли это можно считать доказательством.
– И они много времени проводили вместе. Считается, что доктор Боуджен оказывал ей лишь профессиональные услуги, и, конечно, он заботился о своей репутации… Хотя я не понимаю, что в нем такого замечательного… И вообще я знала девушку, которая к нему ходила, и говорили, что та вылечилась. Но несколько месяцев спустя она употребляла всякие гадости больше, чем когда-либо. На Харли-стрит сбывают все, что угодно.
Однако Блаунт твердо вернул ее на землю.
– Но у вас нет собственно доказательств неуместной связи между доктором Боудженом и покойной? – холодным тоном спросил он.
Джунис Эйнсли закурила снова. Ее выкрашенные светлым лаком ногти на фоне сигареты казались когтями.
– Это зависит от того, что вы называете доказательством. – Она выпустила облачко дыма. – Я случайно услышала, как пару недель назад он сказал ей: «Без толку противиться, Бетти, теперь ты моя душой и телом, навсегда».
Это заявление произвело сенсацию, на которую Джунис, очевидно, и рассчитывала. Блаунт относился к заявлениям невротичек с профессиональным скептицизмом. Но невзирая на все его попытки ее поколебать, мисс Эйнсли непреклонно настаивала, что это правда.
– Еще кто-нибудь это слышал? Вы этот случай кому-нибудь пересказывали?
– Никто больше не слышал. Но я рассказала мистеру Дайксу… конечно, он мне не нравится, но нельзя было ему не рассказать, как обстоят дела, вы не находите?
– Как он отреагировал?
– Ну… он мне не поверил, – Джунис с раздражением потушила окурок в пепельнице. – Уилл и слова против нее слышать не желал, глупый человечишка. Он повел себя крайне оскорбительно.
– И это случилось через несколько дней после того, как вы услышали, как она говорит Дайксу, что больше так продолжаться не может?
– Да.
Постучав по зубам пенсне в золотой оправе, Блаунт взглянул на Найджела и удивленно поднял бровь. Встав с банкетки в нише, Найджел подошел к Джунис Эйнсли.
– Как по-вашему, кто-нибудь в доме знал, что Элизабет принимает наркотики, или о том, какие отношения между ней и Боудженом?
– Не могу сказать. Конечно, им надо было просто глаза разуть.
– Или уши, – с тихим ехидством вставил Найджел.
В голос мисс Эйнсли закрались скулящие нотки.
– Но я же не виновата, что слышу всякое. Бетти была такой неосмотрительной… Я часто ее предупреждала, но она никогда меня не слушала.
– А вы пеклись лишь о ее интересах. Вот почему вы хотите прикончить Уилла Дайкса? Или это самая обычная ревность?
Блаунт осуждающе кашлянул. Джунис Эйнсли покраснела до корней волос.
– Неужели вы думаете, что кто-то действительно может ревновать Уилла? Это просто фантастично, – выдавила она. – Зачем на меня набрасываться? Думаю, у меня было право постараться остановить лучшую подругу от катастрофического брака.
– Ладно, оставим это. Элизабет когда-нибудь рассказывала про свои школьные годы?
– Что за странный вопрос! Нет, не особо. Насколько я поняла, ее исключили из какой-то частной школы в Штатах, но я не знаю, за что.
Глаза мисс Эйнсли даже округлились от предвкушения, что удастся узнать побольше.
– Она никогда не упоминала подробностей?
– Кажется, нет. Хотя, было кое-что… Однажды она при мне обронила кое-что странное… Бетти в тот момент была пьяна, и я решила, что она заговаривается… Бетти сказала: «Я была бы сегодня порядочной девушкой, Джунис, не будь этой злосчастной Марии-Хуаны»! Она, конечно, тогда всем испанским увлекалась, но при чем тут какая-то дурацкая принцесса, я вас спрашиваю! А может, она себе такое прозвище придумала. Наверно, некоторым мужчинам такое нравится. Уж Бетти-то знала, что любят джентльмены, бедняжка.
– В каких отношениях мистер Рестэрик был с сестрой?
– Она ему нравилась… ну, как динамитная шашка. То есть, он никогда не знал, когда она может взорваться и закатить в родовом доме скандал с воплями. Хэйуорд, конечно, по-своему очень добр, но он сущее ископаемое. Наизнанку вывернется, лишь бы не допустить пятна на семейном гербе. Но, понимаете, с Бетти он мало что мог поделать, поскольку у нее своих две тысячи в год. Что, кстати, очень даже поможет набить семейные сундуки. А Рестэрикам это было бы ох как кстати.
– Разве Хэйуорд не богат?
– Боже ты мой! – с наигранной застенчивостью воскликнула мисс Эйнсли. – Что я наделала! Забудьте. Хэйоурд слишком респектабельный… Нет, честно, я не из цинизма говорю… он о таком даже думать не станет. Но, разумеется, деньги не помешают. В наше время требуется уйма средств, чтобы содержать дом так, как привык Хэйуорд, а Шарлотта много потеряла из-за войны.
Задав еще несколько вопросов, мисс Эйнсли отпустили.
– Черт бы побрал этих женщин, – выругался Найджел, закуривая, чтобы отбить запах талька.
Блаунт пригладил воображаемые волосы на своей лысине.
– Вот уж точно не самая очаровательная представительница слабого пола. Но полезная. Она помогла упрочить одну вашу версию. Не стоит смотреть в зубы дареному коню.
– Одну мою версию?
– Да, сэр. «Мария-Хуана» – это американское выражение, и оно означает «сигарета с марихуаной».
– Боже ты мой, Блаунт, от ваших познаний дух захватывает. Это действительно так?
– Да. Но ничего не поделаешь, для мистера Дайкса все оборачивается скверно. Теперь мы знаем, что у него имелся мотив убить мисс Рестэрик. У него было больше шансов попасть в ее комнату среди ночи, чем у кого-либо еще…
– Кроме доктора Боуджена.
– …и там была найдена тесемка с его халата.
– Нет, я все еще думаю, что это неверно. С эмоциональной стороны нелогично. Вы же сами сказали: наличие тесемки доказывает, что убийство было предумышленным. Нетрудно вообразить, как Уилл Дайкс душит возлюбленную в приступе ярости, но никак не могу себе представить, что он все распланировал заранее.
– Тогда останемся каждый при своем. Вам придется подыскать мне что-то убедительнее выводов, основанных на характере человека, которого вы видели всего два или три раза в жизни.
– А вам придется найти другое основание, покрепче тесемки из кисточки на поясе от халата. Если Дайкс действительно убил в порыве страсти, то не отрезал бы кусок веревки и не принес бы его с собой. А планируя убийство, разве он рискнул бы пойти из одного крыла дома в другое до полуночи, когда по коридорам еще кто-то ходит и не все спят в своих комнатах?
– Вы забываете про результаты вскрытия, которые показали, что смерть наступила между десятью часами вечера и двумя ночи. Не стоит придавать большого значения показаниям особого констебля, который видел, как свет гасили в десять минут первого. Элизабет сама могла его погасить, а ее любовник – войти в комнату позднее. И вообще констебль мог посчитать, что после половины первого в доме все будет тихо. Но признаю, никто никаких шагов той ночью не слышал, и меня это тоже сбивает с толку.
