Лидии хотелось, чтобы Лука и сестры были только с ней, чтобы их маленькая группа сидела отдельно от остальных. Но все мужчины были такими дружелюбными и услужливыми. Пожалуй, даже чересчур услужливыми. На Звере редко встретишь женщину, да и дети попадались нечасто, и Лидии казалось, что каждый мужчина обращает на нее излишнее внимание. Она понимала, что они с сестрами символизируют нечто в глазах этих мужчин. Они напоминали о доме. Олицетворяли идею спасения. Или добычу. А в глазах подручных картелей – денежное вознаграждение. Но даже если все это были ее фантазии, куда бы они ни пришли, сестры тут же вызывали переполох – одним только своим появлением. Лидия отвлеклась на эти размышления и поэтому, несмотря на свою бдительность, не сразу заметила парня, который сидел на другом конце крыши и тихонько за ними наблюдал.
Первым его заметил Лука. И сразу вспомнил. В ту же секунду мальчик испытал совсем неподходящее моменту чувство удовлетворения, прилив эндорфинов, чего никогда раньше не замечал, хотя такая химическая реакция происходила в его мозгу множество раз; так мозг награждал себя за то, что почти моментально выполнял запрос хозяина: да, Лука уже видел это лицо. Так что, хотя парень сидел далеко, скрестив ноги, Лука вспомнил и татуировку: окровавленный серп, выглядывающий из-под носка. Три красные капельки крови на черном острие. Лука поежился в горячих лучах солнца. Парень не сводил глаз с Мами. Достал из кармана мобильник, разблокировал экран, немного прокрутил вниз и снова взглянул на Мами. Выключив телефон, сунул обратно в карман. От страха Лука не мог пошевелиться. Ему потребовалось несколько секунд, чтобы разогреть оледеневший голос.
– Мами.
Он старался вести себя спокойно, но под путами ремня дрожал от волнения. Мать наклонилась, но не очень близко. Тогда мальчик поманил ее рукой, и та наконец сообразила. Иди сюда. Ближе. Скорее. Лидия пододвинулась почти вплотную.
– Мами, я узнаю одного человека.
Всего несколько слов – и по позвоночнику Лидии пробежал холодок.
– Так, – произнесла она, пытаясь замедлить работу мозга. – Хорошо. Кого?
Ее руки и ноги словно стали жидкими, но пальцы одной руки крепко держались за решетку. Другая рука машинально потянулась к цепочке на груди и продела указательный палец в обручальное кольцо Себастьяна.
– Только не смотри! – предупредил Лука. – Он наблюдает за тобой. За нами.
В порыве героизма подсознание Лидии воскресило старую мантру, пробив жестокую неподвижность настоящего момента. «Не думай, не думай, не думай», – говорил ей мозг.
– Так. Кто он?
На этот раз Лука прильнул так близко, что губами полоснул мочку маминого уха.
– Тот парень из первого убежища в Уэуэтоке.
Лидия глубоко вздохнула. Так. Значит, речь шла о каком-то случайном встречном. Под приливом облегчения плечи ее опустились, словно суфле.
– Ой, Лука.
Ей хотелось отчитать сына за то, что тот напугал ее до смерти, но как он мог, посреди сумбурной разрухи их новой жизни, самостоятельно определить, какие слова влекут за собой панический ужас? Ей захотелось рассмеяться, а потом поцеловать Луку и попросить не дергаться по пустякам. Обвив его рукой, Лидия сказала:
– Все в порядке. Ничего страшного.
– Неужели ты не помнишь? Тот гадкий парень, которого выкинули из приюта, потому что он приставал к девочке? Он сделал с ней что-то нехорошее.
Она вспомнила. Проклятье. Девушки за завтраком говорили, что он sicario.
Только что Лидия позволила себе немного порадоваться их успехам. Она даже посмела предаться страху перед новыми, пока неведомыми опасностями. И вот, в ста метрах от нее, sicario, бог знает из какого картеля, сидит и таращит глаза. Она окинула взглядом других мигрантов. Любой из них мог оказаться врагом. Любой из них мог работать на «Лос-Хардинерос». Спрятав голову между коленей, Лидия опустила лицо так низко, что почти коснулась носом решетчатой крыши вагона, – точнее, все эти действия выполнило ее тело, не дожидаясь команды от головы. Так устроен инстинкт самосохранения: спрятаться, слиться с пейзажем, исчезнуть. Лука наклонился вслед за матерью.
– Это еще не все, – сказал Лука, потому что знал, хоть и не понимал откуда и почему, знал, что с этой татуировкой связано что-то очень нехорошее.
– Да?
Что бы ни собирался сказать сын, Лидия была готова. Она любую новость встретит с благодарностью.
– Татуировка. У него татуировка.
На голени под джинсами Лидия носила мачете. Рукоять немного натирала ей кожу.
– Какая татуировка? – прошептала она.
– Такой большой загнутый нож, Мами. С тремя каплями крови.
У Лидии заледенели пальцы и пересохло во рту. Откуда-то изнутри дрожь расходилась по всему телу. Но, глядя на нее, Лука видел только спокойствие, даже безучастность.
Подробностей она бы предпочла избежать, но надо было убедиться.
– Ты имеешь в виду серп? Что-то вроде этого? – Лидия начертила полумесяц на его раскрытой ладони.
Лука кивнул.
– Спасибо, что рассказал, mijo. Ты все правильно сделал. Молодец.
Она легонько коснулась его уха. Но прежде, чем Лидия успела составить план действий, впитать всю полученную информацию или хотя бы взглянуть на парня с татуировкой «Лос-Хардинерос», все внезапно закричали и поднялась ужасная суматоха. Мать и сын машинально повернулись на источник шума. Мигранты затаили дыхание, и в ту же секунду, испустив протяжный свист, поезд нырнул в тоннель, и стало темно.
– Мами! – крикнул Лука.
– Я здесь. – Она схватила его за руку. – Я здесь, mijo.
– Что случилось?
– Я не знаю, сынок.
– Мами, мне страшно!
– Знаю, mijo. Все в порядке.
Нащупав в темноте голову сына, Лидия вспушила мягкие волосы на его затылке. Тоннель оказался коротким, и вскоре поезд снова вырвался в светлый день. Сестры, которые только что лежали друг на дружке и дремали, теперь подскочили и заморгали. Сонная азбука Морзе.
– Что случилось? – спросила Соледад.
С вагона перед ними по-прежнему доносились крики, и из всеобщего гама стали выделяться два голоса, звуча все громче. Какой-то мужчина протяжно завывал: «¡Hermano, hermano, hermano!»
[67] Он встал, и соседи тут же схватили его за брюки и утянули вниз; через мгновение повторилось все то же самое. Казалось, мужчина твердо решил спрыгнуть. Тем временем история о случившемся переходила из уст в уста и вскоре достигла мужчин, сидевших рядом с сестрами. Один из них повернулся и объявил:
– Его брат упал с поезда.
Соледад ахнула и перекрестилась.
