В одном углу висела раковина; мигрантам позволили подходить к ней по одному, чтобы глотнуть мутной воды, текущей из крана. У воды был привкус ржавчины и вареных яиц. Лука не смог дотянуться до крана.
– Простите, не могли бы вы меня развязать? Мне нужно помочь сыну, – обратилась Лидия к одному из надзирателей.
Не говоря ни слова, мужчина поднял Луку над раковиной, и тот сумел кое-как попить.
– Откуда эта вонь? – спросил вдруг мужчина и, поняв, что запах исходит от Луки, отбросил его в сторону со словами: – ¡Qué cochino!
[86]
У Луки получилось не расплакаться. Он встал рядом с Мами. Потом всем велели опуститься на пол, и долгое время мигранты просто сидели вдоль стены и прислушивались к доносившимся звукам: равномерный звон воды, капающей из крана в грязную раковину, перестукивание каких-то металлических цилиндров, отрывочное перешептывание мигрантов, беспечные голоса мужчин, которые болтали и смеялись в соседней комнате. А еще они курили. Лука чувствовал запах дыма. Никто не жаловался и не задавал вопросов. Никто не шевелился. Некоторые мигранты тихо молились в унисон. Казалось, прошло несколько часов, прежде чем где-то в стене поднялась дверь, и всем пришлось зажмуриться от неожиданной атаки солнечных лучей. Внутрь заехал фургон – тот самый, где хранились все их вещи; в багажнике спиной к кабине сидели Ребека и Соледад, по-прежнему в наручниках. Входная дверь быстро опустилась.
– Мами! Они здесь! – Лука уже хотел было подняться, но мать велела ему оставаться на месте.
– Лука, пока что не надо на них смотреть и не надо с ними разговаривать. Погоди немного. Давай сначала поглядим, что с ними.
Мальчик послушался, хотя до конца и не понял, что Мами имеет в виду. Они здесь! Он боялся, что больше никогда их не увидит. Мами наклонилась к нему в мутном свете лампочек. Ее лицо оказалось так близко, что у Луки не было другого выбора, кроме как посмотреть ей в глаза.
– Лука, мы имеем дело с очень плохими людьми. Понимаешь?
Мальчик плотно сжал губы и принялся изучать крошечный кусок резины, который торчал из подошвы его кроссовки. Мами продолжала:
– Нам нужно вести себя осторожно, не привлекать к себе лишнего внимания, понимаешь? Пока мы не поймем, что тут происходит, нужно сидеть тише воды ниже травы.
Лука потянул за кусочек резины, и тот оторвался.
– Договорились?
Мальчик ничего не ответил.
Лидию поразило, что сестры вернулись. Она тоже полагала, что больше никогда их не увидит. Наигравшись, мужчины могли продать их или убить. И, откровенно говоря, чего-то подобного Лидия как раз и ожидала – насколько вообще позволяла себе чего-то ожидать. Последние несколько часов Лидия держала эту мысль в безликом пространстве пустоты: в голове для нее не было места.
Выглядели девочки неважно. У Соледад был синяк под глазом и царапина на щеке. В спутанных волосах виднелись песчинки и камешки. У Ребеки была кровь на виске – тонкая багряная полоска. Губы у нее распухли и покраснели. Охранник по очереди подтянул девочек за лодыжки и перекинул на пол, словно мешки с рисом. Сестры не выказывали никакого сопротивления – ни голосом, ни лицом, ни телом. Обе они обмякли, не в силах даже дрожать. Приземлившись, девочки так и остались лежать на месте. Ребека тут же закрыла глаза. Соледад, напротив, даже не моргала. Она задрала подбородок, подалась вперед и стала осматривать шеренгу, пока не увидела Луку, сидевшего чуть в стороне от остальных. Девочка легонько кивнула ему.
– Соледад! – негромко позвал мальчик, чтобы услышала только она.
Он неосознанно чувствовал, что необходимо назвать ее по имени, чтобы помочь ей вернуться в себя.
– Ребека! – сказал он затем.
Но младшая сестра лишь крепче зажмурила глаза. Она не была готова. Подтянув к груди колени, она спрятала за ними лицо.
Теперь пять мужчин, которые привезли сестер на джипе, стали как попало разгружать рюкзаки. Поверх темно-синей формы у них были надеты белые незаправленные футболки, и Лидия гадала: то ли они настоящие agentes, подкупленные картелем, то ли вся эта одежда и фургоны – просто маскировка и декорации. Qué importa
[87]. Стоя в кузове, мужчины скидывали вещи на пол в кучу. Лука уловил, что все мигранты насторожились и выпрямили спины. Воздух дрожал от напряжения. Из дальней двери к ним вышли еще несколько мужчин, после чего их главный встал перед шеренгой пленников. Другие обращались к нему «команданте».
– Среди вас есть граждане Мексики? – спросил он.
– Да, – ответила Лидия. К ней присоединилось еще три или четыре голоса.
Команданте шагнул к первому, сидевшему прямо возле Ребеки. Потрогав мыском ботинка его изношенную обувь, команданте спросил:
– Ты мексиканец?
– Да, сеньор.
– И не врешь?
– Нет, сеньор.
– Ты бы не стал мне врать?
– Нет, сеньор.
– Откуда ты?
– Из Оахаки.
– Из города Оахака?
Мужчина кивнул.
– И в каком же штате находится город Оахака?
После короткой заминки последовал неуверенный ответ:
– В штате Оахака?
– Правильно, амиго. Город Оахака находится в штате Оахака. Поздравляю. Ты, должно быть, хорошо учился в школе у себя в Оахаке.
Мигрант заерзал на месте.
– А значит, – продолжал команданте, – без труда назовешь имя действующего губернатора.
– Губернатора?
– Да, губернатора. Штата Оахака. Откуда ты приехал.
Мигрант снова замялся:
– Ну, м-м-м… у нас недавно были выборы. А предыдущий губернатор… его звали…
– Неужели ты не вспомнишь имя своего губернатора?
– Эсперанса?
Команданте повернулся к одному из своих охранников, который гуглил информацию в телефоне. Тот покачал головой.
– Губернатор Оахаки – Инохоса.
Команданте снова обратился к мигранту:
– Так-так. Что ж, может, попробуем еще раз? Откуда ты?
Мужчина сглотнул. И повторил очень тихо:
– Из Оахаки.
Команданте достал пистолет и выстрелил мигранту в лоб. Ребека задрожала всем телом. Лидия вскрикнула. Вся шеренга вскрикнула как один человек. Лука расплакался и застонал. Закрыл уши ладонями, зажмурил глаза и стал раскачиваться на месте, повторяя:
– Нет, нет, нет…
Команданте негромко откашлялся, и этот звук перекрыл весь гам, эхом разносившийся по ангару. Широко раскрытыми от ужаса глазами, с перекошенным ртом, Ребека уставилась на безжизненное тело. Глаза убитого все еще были открыты, когда он свалился ей на колени. Его кровь потекла на ее штаны. Девочка не шевелилась.
