– Пойдем, я тебе все здесь покажу, – произнесла она тихо, словно подчеркивая, что эти слова предназначались только ему.
Майя не видела взглядов Оскара, но чувствовала, как они прожигают спину. Это была приятная боль. Как хороший виски или другой крепкий напиток, усиливающий ощущения и обещающий незабываемый вечер.
Благодаря сообщениям, отправленным Ваньей, все закрутилось. Один за другим приходили гости, в результате получилась импровизированная вечеринка в честь открытия нового ателье Майи.
Среди пришедших оказалось несколько знакомых Тома, поэтому он не чувствовал себя лишним. Майя отметила, что он держится прекрасно и легко вписывается в общество художников.
Некоторые, в частности Эллен и Оскар, продолжали обсуждать различные аспекты Майиного искусства и ее последнюю выставку – серию откровенных снимков самых обыденных вещей и существ. Камень, дерево, дом, собака. Человек вниз головой, переулок, стена. Простой срез физической действительности.
Выставка называлась No Thing, в ней Майя попыталась отобразить скрытое единство и вечность всех вещей. Не сосредотачиваться на подлежащих описанию внешних особенностях отдельных мотивов, а сделать акцент на трансцендентной силе, объединяющей их.
– Наверное, это самое сильное из всего, что ты создала, – заметила Эллен. – Как я написала в предисловии к каталогу, «словно ветер пронесся по всем этим снимкам и сдул все лишнее, оставив только ощущение присутствия и достоинства, общее для всех фотографий».
– Я видел эту выставку в Осло, – вставил Оскар, – и полностью согласен с Эллен. Я по-прежнему часто думаю об этих снимках. Есть в них какая-то абсолютная свобода.
Майя взглянула на него с благодарностью.
– Жутко интересно, – добавила Ванья. – Там столько уровней восприятия.
Том повернулся к Майе и положил руку ей на плечо.
– В том, как ты описываешь действительность, – проговорил он тихим голосом прямо у ее уха, – есть какая-то тоска и стремление встретиться на более глубоком уровне, объединиться по-настоящему.
Майя ощущала тепло его тела. Искра, пробежавшая между ними, только сильнее разгоралась от того, что в комнате присутствовали другие гости.
– Единство двух любящих людей, – прошептала она, дотрагиваясь губами до его уха, – наверное, пробуждает такие сильные чувства, потому что является предчувствием полного и окончательного слияния между нашей внутренней природой и вечной жизнью после смерти.
Том слегка наклонился в ее сторону.
– Звучит многообещающе.
– Что именно? – прошептала Майя.
– Со смертью лучше повременить. Нет, то, второе.
Он долго смотрел ей в глаза. Майя молчала, не в состоянии отвести взгляда. Это был ее любимый этап. Когда еще ничего не произошло и все пути открыты.
Утром, когда похмелье отступило и Том ушел, взяв с нее обещание увидеться снова через неделю, она расположилась на диване с компьютером и большой чашкой кофе.
Майя зашла на домашнюю страницу Культурно-исторического музея, проверила контактные данные и часы работы, но фотографии Брусничной девушки смотреть не стала.
«Хочу увидеть ее в первый раз в действительности», – подумала она.
10
Натали уже предпринимала нерешительные шаги прежде, но теперь была намерена идти до конца. Она отправилась по тропинке, ведущей вдоль болота, на запад. Ей предстояло пройти вдоль электрических столбов к месту, где все началось. Распутать нить прошлого. Обратного пути нет. Ею руководила сила, не оставляющая выбора.
Рюкзак с едой и питьем готов. Если все пойдет по плану, она вернется в домик ранним вечером.
Ей не хотелось торопиться. Один раз в жизни можно притормозить. Создать пространство, в котором можно находиться. Страшно, конечно, но в то же время Натали испытывала странное чувство, будто она не одна. Словно за ней кто-то наблюдал. Окутывал ее, как тень. Или, напротив, вел и направлял ее.
С одной стороны вдоль тропинки росли в основном сосны, но попадались и осины, дикие яблони и вереск. На земле лежали полусгнившие яблоки со следами от острых клювов. Здесь часто летали целыми стаями громкоголосые галки и вороны.
По другую сторону простирался желтоватый торфяник под светло-серым небом, цветовые нюансы плавно переходили один в другой. Между небом и болотом – острые рифы хвойных деревьев, виднеющиеся темными силуэтами вдали.
Как будто море из травы и мха.
На этом этапе, в самом начале развития, было отчетливо видно, что болото – это просто заросшее озеро; деревьев еще мало, а земля покрыта твердыми высокими кочками и коварными лужицами. Идти по такой местности, мягко говоря, рискованно, но со стороны пейзаж выглядит сказочным, даже чарующим.
Натали ожидала, что болото окажется более заросшим, хотя знала, насколько медленно идут все процессы на торфяниках в сосновых лесах такого типа. За все эти годы почти ничего не выросло. Все выглядело точно так же, как в те времена, когда она бывала здесь часто.
Чуть подальше болото впадало в открытую воду. В детстве она как-то нашла старинный предмет на дне озера. Оказалось, что это так называемая фибула – пряжка, которой скрепляли одежду в железном веке, за несколько столетий до того, как появились пуговицы.
Благодаря этой находке Натали начала интересоваться жизнью народов в ту далекую эпоху. У нее вдруг возникло чувство, будто между ней и этими людьми есть нечто общее – хотя бы потому, что она живет в тех местах, где жили они, ходит по той же земле, так же смотрит на солнце и наблюдает смену времен года.
В самой глубине души что-то кольнуло.
Натали закрыла глаза и позволила воспоминаниям всплыть на поверхность. Ее биологическая мама, Джессика… обратила внимание на новое увлечение Натали. Она взяла в библиотеке книгу о мальчике из железного века и начала читать дочери. В рассказе детей предостерегали от разных опасностей, связанных с мистическими болотными существами.
Ее голос. Мамин голос, когда она читала. Ей это нравилось. Не меньше, чем мне.
Тот мальчик из железного века жил в маленькой деревне, состоящей из нескольких дворов, в так называемом длинном доме. В одной части жилища помещался огромный очаг, там люди делили пространство с поросятами, курами, собакой и кошкой. Животные помогали поддерживать тепло. Более крупный домашний скот, – коровы, лошади, овцы и взрослые свиньи, – находился под той же крышей, за перегородкой.
Натали начала упрашивать родителей завести дома свиней. Или хотя бы курочек. В конце концов ей купили волнистого попугайчика, светло-голубого, с белой грудкой. Натали назвала его Джекки. «Теперь нас четверо в семье», – гордо заявила она. Ей всегда хотелось, чтобы был кто-нибудь еще. Желательно сестра. И желательно старшая.
