– А вот и Алекс, наш мастер на все руки, – воскликнула Агнета, когда в комнату вошел высокий мускулистый мужчина. – Если что-нибудь надо будет починить, обращайтесь к нему.
Алекс остановился, подняв глаза к потолку, и коротко кивнул. Затем скрылся в глубине помещения.
– Если у вас возникнут вопросы, можете обращаться к нам с Густавом по будням с девяти до четырех. Чаще всего мы сидим в офисе, это соседняя комната. Если нас там нет, значит, мы стоим на какой-нибудь стремянке и красим сарай, или чиним трактор, или еще что-то в этом роде. А так нас можно найти в восточном флигеле, где мы живем. Обращайтесь в любое время, не стесняйтесь. – Помолчав, она продолжала: – Ну вот, самое главное я сказала. Сейчас здесь, так сказать, не сезон, почти ничего не происходит. А вы тут, извините за нескромный вопрос, по какой-то определенной причине?
– Да, я работаю над диссертацией. Речь идет о влиянии глобального потепления на процесс расщепления в условиях влажной почвы. Я биолог.
– Понятно, – улыбнулась Агнета и кивнула в сторону окна. – Значит, вы приехали ради болота. Интересно.
– Да, мне необходимо поставить кое-какие опыты.
– На самом деле наше болото считается особенным, – заметила Агнета. – Раньше его называли жертвенным болотом.
– Да.
– Наверное, вы об этом слышали? Говорят, что начиная с железного века тут хоронили жертвы богам. В том числе и людей, кстати. У нас в конторе даже брошюры об этом есть. На рубеже веков здесь нашли как раз такой труп. Четвертый век до нашей эры. Теперь он в культурно-историческом музее Карлстада.
Натали кивнула:
– Да, я слышала…
– Брусничная девушка, – сказала Агнета.
– Понятно, – ответила Натали.
– Так ее назвали, эту девочку, которую нашли. Кстати, о болоте. Советую вам быть очень осторожной. Там полно опасных топких мест. А в это время года еще и скользко. Но вы, конечно, все сами знаете.
Домик состоял из одной комнаты и кухни. На кухне помещалась мойка без крана, большая дровяная печь, стол, угловой диванчик и два стула. Комната была обставлена так же просто: кровать на ножках, платяной шкаф, письменный стол, а еще два старых кресла и маленький журнальный столик перед камином.
Осенний холод проникал сквозь толстые бревенчатые стены. В помещении было сыро, но затхлого запаха не чувствовалось. В углу стояло массивное зеркало, прислоненное к стене. Натали села на пол по-турецки и принялась рассматривать свое лицо. Она не уставала удивляться тому, насколько бодрее она выглядела, нежели чувствовала себя на самом деле. Волосы соломенного цвета, которые она стригла раз в год, по-прежнему сохраняли ту форму прически, которую восемь лет назад предложил стилист перед модельными съемками. Просто мягкое каре, не требующее особой укладки.
Когда ей было восемнадцать, ее заметили у входа в кинотеатр и предложили модельный контракт, хотя она была недостаточно высокой. Видимо, ей следовало чувствовать себя безгранично благодарной за эту милость.
Она только что окончила гимназию и надеялась на легкий заработок, однако не выдержала стресса. Ее раздражал резкий запах лака для волос, постоянное скольжение кисточек с пудрой по лицу и советы перед камерой, точнее, довольно грубые требования изобразить что-то особенное – Натали так и не поняла что. Ее хватило на два месяца.
Прическа была единственным ценным приобретением той поры, что осталась как бы за скобками жизни. Новая прическа преобразила ее внешность, что было удобно с практической точки зрения: окружающие были довольны тем, что видели на поверхности, и не лезли в душу.
В прихожей стояли две канистры с водой и корзина дров. Первым делом Натали растопила кухонную печь и камин, затем разобрала продукты и положила одежду в шкаф. Наконец, развернула большую карту местности, повесила ее на стену над письменным столом и натянула на себя теплый свитер и тапочки.
Походила по дому, огляделась. Огонь потрескивал в печи, но от нее шло столько дыма, что Натали пришлось открыть окно.
Через некоторое время все пришло в норму. Тогда Натали разогрела готовые равиоли, купленные на заправке, и приготовила бутерброд с плавленым сыром из тюбика.
За домом рос небольшой сад, окруженный кустами дикого шиповника. А перед домом стояло два старых деревянных стула. Чуть поодаль начиналась тропинка, огибающая болото.
Натали надела куртку, осторожно присела на один из стульев и осмотрелась. Было такое ощущение, будто ничего не изменилось, все оставалось как прежде не только в последние пятнадцать лет, но и на протяжении столетий, с незапамятных времен. Узловатые серые сосны. Блестящие озерца между зеленых влажных кочек. Уютная уединенность в приглушенных тонах, мерцающая пушица на фоне тонкого терракотового ствола.
Песня кроншнепа, напоминающая звуки флейты, еще звенела в осеннем воздухе, хотя птица уже покинула здешние края до весны. Натали отчетливо представляла себе эти ликующие трели, хотя ей давно уже не доводилось их слушать. А она так любила этих перелетных птиц до того, как все изменилось, до того, как это пение превратилось в ее памяти в дразнящий, язвительный смех, в зловещую руладу о грядущем.
Размышляя о том, во что она ввязывалась, Натали чувствовала в себе храбрость, граничащую с безумством. Словно ее вынудили переступить некую черту безо всякой предварительной подготовки.
На западной стороне стояли электрические столбы, возвышающиеся над кронами деревьев. Те же столбы, что виднелись из окон ее старой спальни. Те столбы, что были ее главным ориентиром и спасением всякий раз, когда ей доводилось заблудиться. Непостижимая мысль: если идти вдоль электрических столбов, обязательно придешь к тому месту, где все началось и закончилось.
2
На следующее утро Натали проснулась, когда за окном было совсем черно. Темнота была одной из немногих примет осени, которые ей не нравились. Темно по утрам, темно по вечерам, с каждым днем все меньше солнечного света. В этом отношении летом было гораздо лучше – около четырех утра, когда она обычно просыпалась от стука в голове, день уже вступал в свои права. Благодаря свету легче было стряхнуть с себя тяжесть пробуждения и это невыразимое, сопровождаемое судорожными попытками сообразить, в чем его причина, ощущение, будто что-то не так. Осенняя темень оказывала обратное влияние, сгущая и без того мрачные краски.
Натали зажгла керосинку у кровати и подошла к камину. Он был все еще теплый. Натали обняла его, как большого друга, по которому соскучилась, и долго стояла с закрытыми глазами, прижимаясь к камину щекой, бедрами и ладонями. В голове промелькнуло слово молитва. Наверное, именно так оно и ощущается?
Вдруг у самого окна раздался громкий скребущий звук.
Что это?
Натали медленно подошла к окну и выглянула. Сороки?
Ничего не видно. Ничего, кроме уличных фонарей у хозяйского дома – двух маленьких шаров, качающихся на ветру.
