Теперь в доме было темно, пахло сыростью и тлением. Прошлое Натали в буквальном смысле слова распадалось на глазах. Исчезало. Куда ни повернешься – размытые контуры. В прихожей большой буфет. Ящики закрыты, но Натали точно знает: в самом низу телефонные справочники. Затем варежки, шапки, флаконы с лаком для волос и баночки с гелем.
Она взглянула на себя в зеркало, сквозь сырость и паутину, сквозь все трещины. И увидела себя подростком. Она вернулась домой.
Она снова дома.
Ей хотелось вспомнить как можно больше. Долгие годы ее единственным желанием было забыть, а теперь она хотела вспомнить. В воспоминаниях о том лете была спрятана правда, которая пока не всплыла на поверхность. Но где-то в глубине души Натали знала ее. И теперь настало время извлечь картинку из памяти.
Звук кофеварки, которая включалась автоматически в семь часов, запах жареного мяса во второй половине дня. Вытяжка вечно не работала.
Все слилось в одно целое. Расползлось в разные стороны.
Натали двигалась в свете фонарика от мобильного телефона и автомобильных фар. Машина стояла с включенным двигателем, как верный пес, охраняющий хозяина.
Натали пошла по коридору, ведущему на кухню и в ее комнату.
Кухонный стол был по-прежнему заставлен бутылками и бокалами, оставшимися с того последнего вечера. Забытые, заброшенные, словно законсервированные в сырой капсуле.
Она вошла в свою комнату и села на кровать. Деревянный пол, покрытый темным лаком, обои, которые она сама выбрала, с мелкими красными вишенками. На кровати бежевое бархатное покрывало. Рядом стол. На стенах плакаты: The Ark
[9] и Кайса Бергквист
[10].
Теперь все покрыто пеленой времени.
Но Натали больше не видела упадка вокруг себя. Ей снова двенадцать лет, она дома. За окнами темно. Она просыпается от стука.
Тук, тук, тук.
Тук, тук, тук.
Натали слышит быстрые шаги на лестнице. Она встает, приоткрывает дверь и садится на пол. Отсюда через стулья и ножки стола видна прихожая.
Папин голос:
– Это опять они. Они вернулись.
Минутное молчание. Затем голос мамы:
– Юнас! Что ты делаешь?
– Просто хочу его припугнуть, скотину эдакую.
Открывается входная дверь.
Сначала Натали не видит, кто там пришел, слышны лишь приглушенные голоса, надрывный шепот.
– Ну вы-то разумные люди. Мы не можем пойти на то, чтобы потерять еще кого-нибудь из наших. Вы ведь это тоже понимаете, правда?
– Что значит потерять? – спрашивает папа.
– Все мы знаем, что произошло с Трейси. Необходимо позволить болоту утолить его голод. А самое главное – спасти то, что у нас осталось.
Тишина.
Затем снова голос отца:
– Ты совсем помешался. Ты что, всерьез думаешь, что мы должны…
– Послушай, – перебивает тот, другой голос. – Вы знаете болото и понимаете, на что оно способно. Если мы хотим остаться тут жить, мы должны действовать!
– Что случилось, то случилось, – произносит папа. – Это ужасная трагедия. Но такого больше не повторится.
– Зря ты так думаешь, болото требует жертв, но мы не позволим, чтобы жертвами стали наши люди, кто-то из нас, живущих в Моссмаркене!
– Ты просто не в своем уме! Уходи. Я закрываю дверь, – говорит папа.
– Нельзя не замечать очевидного, ты прекрасно знаешь, что случилось с Трейси. Ты готов пожертвовать своей Натали?
– Убирайся отсюда. Я вызову полицию. Уходи. Вон отсюда!
Драка в прихожей.
– Что за черт, – произносит вдруг голос. – У тебя есть… так это ты сумасшедший…
Выстрел.
Потом полная тишина.
Суетливые движения.
– Что… Так у него… оно было заряжено?.. – бормочет голос.
– Что ты сделал? – надтреснутый мамин голос.
– Я не знаю, как это произошло…
Еще один выстрел. Возня с телами. Ружье всовывается в папину руку.
На нее никто не обращает внимания, никто даже не думает о том, что она где-то здесь, в доме, что она сидит на полу в своей комнате, что она на самом деле свидетель. Она все видела.
Когда Натали осталась одна, до нее какое-то время доносились звуки мотора за окном, потом машина уехала. А в ушах звучали слова мужчины, убившего ее родителей. Его голос. Она вспомнила его. На самом деле она никогда его и не забывала.
«…болото требует жертв, но мы не позволим, чтобы жертвами стали наши люди».
Часть 6
1
В комнате пахло жасмином. Бархатные обои и тяжелые портьеры теплых земляных оттенков словно убаюкивали участников встречи.
Густав сидел на стуле у двери, Лайла и Тексас заняли места в креслах у журнального столика. Педер и Ивонна расположились на диване в викторианском стиле, стоящем у стены.
Йоран сел один в углу. Когда вошла Майя, он старательно отвел глаза. Майя думала о том, какие мысли могут бродить у него в голове, почему он не ответил на ее сообщение, почему вообще никак не отреагировал на ее ночное бегство.
Перед Оскаром Майя попыталась сгладить произошедшее, ей не хотелось, чтобы об этом говорила вся школа. Хотя он, понятное дело, выглядел взволнованным, когда приехал за ней ночью.
– Что он сделал? – спросил он рассерженно.
– Он что-то себе вообразил, я решила, что лучше уехать, – ответила она уклончиво. – Спасибо, что приехал.
Она отправила Йорану сообщение, в котором рассказала о том, что случайно нашла фотографию Тины Габриэльссон. И поняла, что он был знаком с ней. «Если он действительно ни в чем не виноват, – думала она теперь, – почему бы не объяснить, зачем он пытался скрыть этот факт».
Кроме того, Майя позвонила Лейфу и сказала, что Йорана надо задержать немедленно, поскольку теперь он в курсе, что она знает.
Но Лейф предпочел не торопиться.
– Сейчас не время, Майя. К тому же тот факт, что он был знаком с жертвой преступления, еще не делает его преступником. Мы должны успокоиться, перестать горячиться.
– Все-таки удивительно, что он ничего не сказал, – продолжала настаивать Майя. – Мы в последние дни много общались, в частности, обсуждали события, происходящие в этих местах, и он даже словом не обмолвился о Тине. Я ведь увижу его в усадьбе, что мне ему сказать?
