И попала в точку.
— Ты же сама говорила: ты здесь по собственному желанию. Без дозволения на то князя Ордмера. И лучше быть тебе стать княжной Эррана до того времени, как он потребует тебя назад, — брезгливо поморщился господин наместник, только теперь обратив внимание на стёклышки в своей ладони.
Их он вынул, даже не моргнув. И уставился на меня в полнейшем изумлении, когда я подошла ближе, а затем аккуратно потянула за собой прочь из спальни, дабы промыть порезы.
— И зачем ему требовать меня назад, если это сохранило жизни нескольким тысячам его подданных? — вопросительно выгнула бровь, включила воду и достала чистое полотно, которое смочила.
Сарп Эрран Сагитари посмотрел на меня, как на глупенькую. И даже улыбнулся соответствующе. Но не ответил. Сперва дождался, пока я закончу убирать кровь с его руки, а после перевяжу, и мы вернёмся в спальню. На этом моменте я решила, что готовить заживлящий бальзам всё же придётся прямо сейчас и развернулась к каменной чаше с нужными ингредиентами. Да только дальше продвинуться не удалось, мужчина меня не отпустил.
— Ты же очень сообразительная княжна, когда тебе это нужно, — притянул к себе ближе, тронул одну из прядей, аккуратно и как-то неестественно нежно заправив ту мне за ухо. — Отбрось мысли о надуманно безмерной отеческой любви и подумай хорошенько, почему князь Ордмера готов был отдать за тебя одну ни много ни мало — сто двадцать тысяч душ, — прошептал тихо-тихо.
Тихий голос отозвался в подсознании чем-то далёким, глубинным, пронизывающим, раздирающим душу на миллионы кусочков боли…
— Он… знает, — обронила почти беззвучно. — Он знает то, зачем я нужна Дракону? — говорила и самой себе не верила.
Господин наместник снова улыбнулся. На этот раз ласково.
— Как я и сказал, ты очень сообразительная княжна, — придвинулся ещё ближе, хотя прежде казалось ближе уже и некуда.
Щеки коснулось чужое обжигающее дыхание. А я… Растерялась.
Дурацкое, совершенно неуместное ощущение, котороев последнее время всё чаще и чаще навещает меня, благодаря этому эрранцу, будь он неладен!
— Но откуда ему знать? — засомневалась в собственном предположении.
Хотя, если поставить на одну чашу весов появление как минимум ещё одного дракона, способного подчинить все княжества, а на другую — чрезмерную, слепую отеческую заботу князя Ордмера, то первое выглядело намного правдоподобнее. Всё же мой отец всегда в первую очередь заботился о благополучии вверенных ему земель. И нас учил тому же.
— Может быть, от твоей матери? От кого, по-твоему, ты получила свой дар? — хмыкнул Сарп Эрран Сагитари. — Вряд ли князь Ордмера просто так поймал в реке венок никому неизвестной в его княжестве девицы, у которой даже приданого толкового не было.
Будто пощёчину влепил, не просто о моих родных сказал. И я бы отшатнулась от него, да только рука господина наместника легла мне на затылок, не позволяя отстраниться, вынуждая запрокинуть голову, почувствовать чужое дыхание… на своих губах.
— Это неправда. Отец очень любил маму, — пробормотала совсем тихо, ошалело глядя в глаза цвета сумрака.
— Да? А чего же тогда твоя прабабка иного мнения? Если не веришь мне, можешь сама у неё спросить, — злорадно усмехнулся эрранец. — Ах, да. Как я мог забыть? — изобразил задумчивость. — Она же, после нашего с тобой визита в её дом, решила сменить место жительства и снова сгинула где-то в диарских лесах. Но ничего, я её обязательно найду. Позже, — закончил ледяным тоном.
Он так и не отодвинулся. И мне такой возможности всё ещё не позволял. Просто стоял и смотрел в мои глаза, самым позорным образом наполняющиеся слезами. Хорошо, ни одна из них так и не скатилась с ресниц. А я сама, как околдованная, не могла сомкнуть их, перестать видеть наполненный яростью и ненавистью взгляд мужчины, который так жестоко выворачивал меня наизнанку, сам того не подозревая. А может, я банально заблуждалась и именно подобного он добивался. Всё же, такой как он, всегда знает, что делает.
— Уверен, будь в том необходимость, князь Ордмера отдал бы за тебя даже больше, чем сто двадцать тысяч душ. И всё равно проиграл бы, — обжигающее дыхание на моих губах дополнилось ощущением тепла чужих. — Никто тебя у Дракона не заберёт, — скатился на откровенный шёпот, продолжая касаться моих губ своими. — Не сможет, — сжал пальцы на моём затылке крепче. — А если и ты будешь противиться, то и того малого отпущенного срока не останется. Дракону плевать на все традиции и твоё восприятие будущего союза. Он просто возьмёт то, что так рьяно желает, и ничто его не остановит. Ни ты сама, ни даже я.
Глаза я всё же закрыла. И слёзы скатились по щекам. Но я не обращала на них внимания. Я очень старалась взять себя в руки. Не пристало княжне Ордмера выказывать такую слабость и опускаться до истерики. Я должна быть сильной. А ещё я должна…
— Никто и ничто, так значит? — переспросила негромко, стараясь не выдавать в голосе пронизывающую до глубины души дрожь. — Именно поэтому Великий князь Эррана решил заполучить и меня, и восемьдесят тысяч душ, забранные у Ордмера?
Прежде я не хотела задавать ему этот вопрос. Не была уверена в том, что услышу честный ответ. Уж лучше было бы дождаться возвращения тхазаров и убедиться воочию. А ещё, где-то глубоко внутри мне было просто-напросто страшно услышать его. Но я всё же спросила. Уж лучше здесь и сейчас, чем тогда, когда будет поздно и ничего уже не исправишь.
Прикосновение чужих губ исчезло. Руку с моего затылка эрранец убрал. Отстранился. И промолчал.
— Так это правда? — распахнула глаза, уставившись на мужчину. — Правда? Отвечайте! — потребовала, повысив голос.
В сумрачном взоре до сих пор царила буря. Намного ярче и отчётливее, нежели прежде. Казалось, ещё совсем немного — поглотит, погребёт заживо своей давящей силой.
— К чему мне говорить то, что тебе самой и так известно? Ты ведь именно поэтому начала сомневаться в своём решении, — в присущей ему манере холодно и неприязненно усмехнулся наместник Эррана. — Каждый, кто посмеет оскорбить моё княжество, будет наказан. И двойная дань Ордмера — лично твоё наказание, княжна Алтари, — припечатал сурово.
Скорее всего, мне стоило бы помнить о том, каким именно образом он меня назвал. О том, что я — дочь ордмерского князя и должна вести себя соответствующе. Вот только никаких сил не осталось.
Восемьдесят тысяч душ: чьих-то отцов, братьев, сыновей, любимых. Их не станет рядом с теми, кто так нуждается в них, кто любит их, кого они любят в ответ. И в этом виновата я. Моя провинность. Моё наказание. А заплатят — они.
Казалось, душу из меня давно вытащили, надругались и выбросили. Ничего цельного не оставили. И каждое последующее слово далось с огромными усилиями. Но я всё же сказала:
— Убирайтесь. Наместник. Сагитари.
Должно быть я снова сходила с ума — указывать на дверь самому сильному человеку во всём княжестве, тому, кто сотрёт в пыль, если пожелает, за малейшую провинность. Да только меня это совершенно не волновало. Он уже уничтожил меня. Как оказалось — давно. Просто я только сейчас начала это осознавать. И даже грохот захлопнувшейся за ушедшим двери нисколько не облегчил чувство неимоверной тяжести, сковывающей душу…
