Как бы там ни было, последователи Торо в XX веке, Снайдер и Керуак, или Райдер и Смит, предпочитают природу цивилизации и с удовольствием уходят из городского мира навстречу привольной дикости. Негативность поэтов и странников по отношению к миру цивилизации имеет строгую идеологическую логику: выстраивание нового человека, отрицающего образ жизни американского буржуа, требует отказа от титульной городской культуры с ее автоматизацией (поэтому надо ходить пешком и готовить на огне), с ее оболванивающим комфортом (поэтому надо спать на полу или на земле, много двигаться, отказываться от излишнего инвентаря), с ее агрессивным уничтожением окружающей среды (поэтому надо чтить природный мир, ухаживать за ним и петь ему гимны). Очевидно, они не отказываются от самой оппозиции природы и цивилизации, они сохраняют ее, но только занимают в ней противную сторону, ту, которая среди большинства их сограждан почитается как менее важная и, в общем, пустая. В этом еще нет радикального смешивания природы и культуры, которое даст о себе знать в последующем постмодернизме, но есть восстановление баланса, гармонии между двумя оппозициями.
К тому же и дзэн-буддизм
[121], другое увлечение Райдера и Смита и, в общем, отдельный полновесный герой романа «Бродяги Дхармы», очень близок к парадигме опрощения, культа естественного мира природы. Во всяком случае с механистической цивилизацией традиционный буддизм связать куда сложнее. При этом то, что американец Рэй Смит искренне считает себя буддистом (хотя для самого Керуака это было скорее временное увлечение), не являлось таким уж экстравагантным нонсенсом. Дзэн имел в Америке относительное, но уверенное хождение уже с начала XX века, если не раньше. Так, первым монахом одной из главных дзэнских школ риндзай в Соединенных Штатах был Соэн Сяку, который в 1893 году приехал на Всемирный конгресс религий на Колумбийскую выставку в Чикаго. Он также читал лекции, которые были изданы в 1906 году под заголовком «Проповеди буддийского настоятеля». Последователем Соэна Сяку был Сокэй-ан Сасаки, который основал в 1930 году в Нью-Йорке Первый американский институт дзэн (в то время – Буддийское общество Америки) – его дело продолжила его жена, Рут Фуллер Сасаки. Другой ученик Сяку по имени Нёгэн Сэндзаки возглавил дзэнскую группу в Лос-Анджелесе. Наконец, также учеником Сяку был Дайсэцу Тэйтаро Судзуки, известнейший в Америке популяризатор дзэн. Его работы, начавшие выходить с 1927 года, способствовали тому, что в какой-то момент дзэн-буддизм среди, скажем так, продвинутых американцев стал крайне модным явлением
[122].
Не только Джефи Райдер, который постулирует это открыто, но даже Нил Кэссиди, который вряд ли знает такое слово, настоящие американские последователи дзэн. Вне зависимости от теоретической подкованности, они таковы благодаря своему образу жизни, основанному на спонтанности и великодушии, способном вместить в себя равным образом все вещи и явления. Мы помним об ЭТОМ, которое только и заботило Кэссиди, а ведь ЭТО – совершенно дзэнская вещь: без формы и определения, она означает сразу всё в целом, то есть любой объект опыта, равный самому себе. ЭТО приемлет в себя всякую вещь, всякую вещь ЭТО утверждает, говорит ей «да». Так и дзэн, по словам Д. Т. Судзуки: «В идеале результатом битвы становится «вечное Да», или «Да будет воля Твоя», поскольку, в конце концов, жизнь – это форма утверждения, как бы негативно она ни истолковывалась пессимистами»
[123]. Свое восточное обоснование находит и беспокойная манера Кэссиди, конститутивная для его образа жизни: «Можно сказать, что дзэн высвобождает все свойственные нам от природы виды энергии, заключенные внутри нас, энергии, которые в обычных условиях зажаты и искажены, поскольку не находят адекватного канала для своего выражения»
[124]. Наконец, о спонтанности и связанном с нею хипстерском антиинтеллектуализме: «Интеллект – не самое значительное состояние сознания; он должен ожидать, что придет нечто более высокое, что поможет ему решить вопросы, которые он ставил, не задумываясь о последствиях»
[125].
Приведу пример из популярной культуры. Есть один фильм, который походит на настоящий комментарий к тому что такое дзэн-буддизм в его приключениях на американской земле – особенно в версии Сюнрю Судзуки, другого известного популяризатора дзэн в США, однофамильца Дайсэцу Тэйтаро. Не знаю, о чем вы подумали, но я говорю о «Форресте Гампе» (1994, режиссер Роберт Земекис, в роли Форреста – Том Хэнкс, если кто-то не помнит). И пускай многим он кажется чем-то вроде необязательной сентиментальной мелодрамы о местном Иване-дураке (да и чем это плохо?), я вижу в нем почти что документальное повествование о том, кто родился просветленным. Форрест Гамп – это цельный человек, чуждый всякой двойственности, поэтому в болезненно двойственном обществе именно он считается больным и неправильным, и все конфликты и коллизии тут построены на этой дзэнской дихотомии единичного и двойственного. По словам Д. Т. Судзуки: «Ошибка заключается в расчленении надвое того, что в действительности составляет абсолютное единство»
[126]. Ему вторит его коллега Сюнрю: «Для изучающих дзен самое важное – это удержаться от двойственности. Наше «изначальное сознание» заключает в себе все. Оно всегда неисчерпаемо и самодостаточно. Надо не утратить эту самодостаточность сознания. Это означает, что ваше сознание должно быть поистине пустым и готовым к восприятию, но не закрытым. Если ваше сознание пусто, оно всегда готово ко всему; оно открыто для всего. У сознания начинающего – много возможностей; у сознания знатока – лишь несколько»
[127].
Теперь к фильму. Форрест Гамп любит бегать, и потому его берут в футбольную команду (напрашиваются, конечно, ассоциации с Керуаком, но тот-то был умником). От него требуется одно – просто бежать и тем приносить своей команде победу. О каких-то там правилах, которых в этой игре до неприличия много, Форрест Гамп и не помышляет. Для него не существует линии, которая огораживает игровое поле и за которое нельзя забегать – поэтому Форрест Гамп может унестись куда-нибудь за пределы стадиона и бежать себе на лазурный закат с мячом под мышкой. В помощь ему болельщики делают баннеры: когда надо – «Форрест, беги!», когда надо – «Форрест, стой!» Всё дело в том, что Форрест Гамп не принимает многозначности, многоуровневости бытия, что для нормального человека, конечно же, диковато. Бег для Форреста Гампа – это просто бег, над которым нельзя надстраивать второго уровня из, скажем, правил американского футбола: «Когда вы что-то делаете, просто делать это – вот что должно быть вашей целью. Форма есть форма и вы есть вы, и ваша практика станет воплощением истинной пустоты»
[128]. И далее: «В нашем большом сознании все имеет одинаковую ценность. Все есть сам Будда. Вы видите что-то или слышите какой-то звук, и в этот миг все для вас становится просто тем, что оно есть. В своей практике вы должны принимать все таким, как оно есть, оказывая всему такое же почтение, как и Будде. В этом выражается состояние Будды. Тогда Будда кланяется Будде, и вы кланяетесь себе. Таков истинный поклон»
[129]. Или – как писал Амири Барака с посвящением Снайдеру:
