Илья уклончиво промычал что-то невнятное, что-то вроде: «Если бы у бабушки было достоинство дедушки…»
– Ah? – не совсем понял су-лейтенант.
– Достоинство… То есть борода.
NOTA BENE
«Одним махом побивахом…»
Появление в измученном городе пышного, по-парадному организованного штаба Южной армии, да еще и с подкреплениями, поначалу вселило в севастопольцев известные надежды – впрочем, мало связываемые лично с Горчаковым, – просто думалось, что, наконец-то, правительство пошло на решительные действия. Да и хваленый генерал всем своим видом, в частности известным приказом от 8 марта, давал понять, что прибыл: «чтобы научить воевать». Однако недели не прошло, чтобы надменные физиономии нового штаба не вытянулись – Севастополь оказался совершенно не тем, что они ожидали. Трагические реалии осады не вмещались не то что в опыт – даже в представление вновь прибывших. То, что казалось со стороны преступным бездействием, при ближайшем рассмотрении оказалось нескончаемым трудом, отчаянной борьбой за жизнь на пороге смерти.
Никакой картинной лихости. Пригибаться научились уже на второй день, а не пригибаться – много позже. Сейчас же отчаявшееся, как не бывало и при Меншикове, командование впало в откровенный ступор.
Напрасно подлинный практический руководитель обороны, адмирал Нахимов, чуть ли не «Христа ради» просил начать действия наступательные, указывая на страшные и бессмысленные потери в буквальном смысле стоящих войск – уже следующая бомбардировка выкосила в пополнении почти дивизию.
Нахимов вообще не был любимчиком командования – и не только своего.
* * *
Вот и полковник морской пехоты де Сале жаловался:
– Инициативу давно взяли бы в руки мои парни. Да, да… – непримиримо помахал он пальцем перед носом артиллерии майора. – После октябрьского светопреставления, в смысле шторма, вход в Севастопольскую бухту был свободен – останки русских кораблей разметало, – пояснил он сонливому английскому маклеру, хоть тот и не спрашивал. – И прояви командование чуть большую расторопность… – плеснул граф из бокала в сторону невидимого штаба, за стену, обитую красным шелком, но большей частью, в общем-то, на биржевую сводку, в которой маклер головного интендантства делал отметки ногтем. – Мои парни уже высадились бы на Графской пристани! – торжественно резюмировал морской пехотинец, как будто высадка уже прошла. Впрочем, спохватился:
– Но умница Нахимов опередил нас, затопив на рейде новую партию кораблей и, говорят, даже легендарный «Двенадцать апостолов». Так что, увы… Имеем, что имеем.
– Или не имеем, – по-русски проворчал Илья, как будто даже сам себе.
NOTA BENE
Адмиралы
Нахимов, любимец защитников Севастополя, ежедневно приносивший на бастионы полные карманы Георгиевских крестов, чтобы раздать их отличившимся за последние сутки, был последним из плеяды адмиралов, не по должности, но по сути возглавлявших оборону города.
5 октября 1854 года на Малаховом кургане погиб В. А. Корнилов. Погиб в самом начале героической эпопеи, при первой большой бомбардировке. Но тем не менее адмирал стал действительным организатором обороны, ибо, командуя гарнизоном всего в 7 тысяч человек, он показал пример умелой организации обороны и по праву считался основоположником позиционных методов ведения войны – непрерывные вылазки обороняющихся, ночные поиски, минная война, тесное огневое взаимодействие кораблей и крепостной артиллерии.
7 марта 1855 года погиб 45-летний В. И. Истомин, которому ядром оторвало голову, когда он выходил из своей землянки. С началом осады Севастополя Истомин был назначен командиром 4-й оборонительной дистанции Малахова кургана, а затем занимал должность начальника штаба при вице-адмирале В. А. Корнилове, ну а после смерти Корнилова буквально ни на один день не покидал своих позиций, жил на Камчатском редуте, в землянке… из которой и вышел, как на беду, в самый разгар бомбежки.
Не дожил до драматического конца обороны в сентябре и сам Павел Степанович – нашел свою английскую пулю 10-го июля, как водится, стоя во весь рост на бруствере. Не было тогда моды у русских генералов отсиживаться в штабах.
Все адмиралы были погребены в севастопольском соборе Святого Владимира, в одном склепе с учителем своим, адмиралом М. П. Лазаревым.
Главная квартира французских войск
Английский финансист, казалось, глухо задремавший, пока слуга-афганец склеивал ему лиловатым языком сигарету, не открывая глаз, пробормотал негромко:
– Can you read in English? Читаете по-английски?
– Excusez-moi? Простите? – Пустынников, только что заглядывавший через плечо маклера в серую бумагу с жирным конторским оттиском, отпрянул и попытался притвориться непонимающим, поэтому заговорил по-французски.
– Вы читаете по-английски и уж точно разговариваете, – теперь утвердительно и все так же на языке Китса повторил его однофамилец мистер Джером Китс – выдающаяся фигура головного интендантства британского экспедиционного корпуса.
– Но вы же читаете сводку Парижской биржи? – улыбнулся в пшеничные усы Илья, подчеркивая «Парижской».
– А вы читали подписи английских гравюр. Я видел, – с прежней флегмой заметил мистер Китс.
– О, да вы прирожденный шпион, – заинтригованный, отодвинул Илья стул подале.
– Работа такая. Не слюнявь, обезьяна, – буркнул маклер, как выяснилось, афганцу, оставшемуся за спиной Пустынникова.
Сонные глаза Китса, по-черепашьи почти закрытые тяжелыми веками, как оказалось, еще и глядят в разные стороны. Тем не менее взгляд их был проницательным.
– Что вы хотели подсмотреть у меня под рукой? Что парижская биржа не очень-то рассчитывает на скорую победу? – хмыкнул он, выстукивая сделанную наконец-то сигаретку о крышку золотого портсигара. – Это я вам и так скажу. Государственная облигация за какой-нибудь месяц упала с 74 до 63 ½ франков, а это, как ни крути…
– L’etalon des autres valeurs, – закончил за него штабс-капитан.
– Именно – главный показатель для держателей ценных бумаг, – даже приоткрыл один глаз маклер и поощрительно кивнул, глядя пытливым черным глазом куда-то влево от Пустынникова. – Похвальная образованность для траншейного аборигена. В таком случае прибавлю, пожалуй, безвозмездно от себя – Британия также если не в заднице, то уверенно в нее заглядывает. Империи вообще страдают самоуверенностью, за что, пожалуй, и поплатятся рано или поздно. Ваша – раньше, наша – позже. Не верите?
– Отчего же, только…
– И можете даже убедиться в этом, – не стал дожидаться возражений штабс-капитана мистер Китс. – Почитайте свежий The Times. Я не шучу, вон он, под локтем мосье Жюльена, с собой привез из Парижа. Старее, конечно, чем сегодняшний с телеграфа, но зато с картинками. Посмотрите, почитайте…
Особой сметки, чтобы сообразить, что не в правилах делового человека что-либо делать даром, не требовалось. Стул тут же затарахтел, отодвигаясь от Пустынникова.
