Как мы организуем свои коллекции способов думать? Как мы их создаем и как меняем? Распознают ли одни плохую работу других? Можно ли объяснить то, что некоторые разумы обладают «более мощным интеллектом», тем, что их способы думать лучше организованы?
В следующих разделах будет утверждаться, что сегодня у нас нет достоверных ответов на эти вопросы – и что эти проблемы необходимо признать критически важными для развития психологии.
7.6. Воплощение эмоций
Многие мыслители утверждают, что эмоциональные состояния тесно связаны с нашим телом – и именно поэтому мы часто распознаем счастье, грусть, радость или горе по выражению лица, жестам и походке человека. В самом деле, некоторые психологи даже готовы утверждать, что эти телесные проявления не просто «выражают» наши эмоции, но и вызывают их:
Уильям Джеймс: Наше обычное представление об эмоциях заключается в том, что психическое восприятие некоторых фактов пробуждает психическое состояние, которое мы называем эмоцией, и это состояние отражается в телесных проявлениях. Моя же теория заключается в том, что, напротив, изменения телесных проявлений следуют сразу за восприятием волнующих фактов – и наше ощущение от этих изменений и есть эмоция [Джеймс, 1890].
Например, Джеймс предполагает, что, когда соперник вас оскорбляет, вы сжимаете кулаки и нападаете на него, а ваш гнев проистекает от вашего восприятия этих физических действий. Однако мне это кажется бессмысленным, потому что «волнующий факт» сжатия кулаков не может появиться изначально, а только после того, как ваш мозг воспринял, что вас оскорбляют. Тем не менее Джеймс утверждает, что подобные беглые мысли не могли бы сами по себе производить такой сильный эффект.
Уильям Джеймс: Если мы представим себе сильную эмоцию, а затем попытаемся отделить от нашего о ней представления все телесные проявления, мы обнаружим, что у нас ничего не осталось, нет никакой «материи разума», из которой можно было бы создать эмоцию. Все, что останется, это холодное и нейтральное состояние интеллектуального восприятия… [Я не могу себе представить], что останется от эмоции страха, если она не будет сопровождаться учащенными сердцебиением и дыханием, дрожащими или ослабевшими конечностями, мурашками на коже или ощущением внутреннего холода… Можно ли представить себе ярость без вздымания груди, покраснения лица, раздувания ноздрей, сжатия зубов, импульса к стремительным действиям, а вместо них – расслабленные мышцы, спокойное дыхание и безмятежное выражение лица? [Джеймс, 1890].
И тем не менее я утверждаю, что все эти реакции начинаются у вас в мозгу до того, как тело на них реагирует, вызывая этот самый «импульс к стремительным действиям».
Ученик: Но зачем телу вообще реагировать таким образом?
Выражения ярости, описываемые Джеймсом (включая сжатие зубов и покраснение лица), могли служить в древние времена для устрашения или отпугивания человека или зверя, на которого была направлена ярость. В самом деле, любое внешнее выражение внутреннего состояния может повлиять на то, как думает кто-то другой. Это позволяет предположить, что именно мы имеем в виду, когда используем самые распространенные слова для обозначения эмоций; они относятся к разновидностям психических состояний, которые производят внешние сигналы, делающие наше поведение более предсказуемым для окружающих. Таким образом, для наших предков эти телесные проявления служили полезными способами передачи таких «первичных» эмоций, как гнев, страх, грусть, отвращение, удивление, любопытство и радость.
Ученик: Возможно, причина также в том, что наши самые простые эмоции эволюционировали много лет назад, когда наш мозг был проще. Тогда существовало меньше уровней между нашими целями и сенсорно-моторными системами.
Лицо и тело здесь также выступают в роли простейшего мнемонического устройства: сами состояния могут быстро развеяться, а телесные проявления помогают их поддерживать, отсылая сигналы обратно в мозг. Ведь без подобных петель обратной связи «разум – тело» те самые «холодные и нейтральные» психические состояния, на которые ссылался Уильям Джеймс, возможно, не успеют вырасти в крупномасштабные каскады. Иными словами, внешние проявления гнева могут не только послужить запугиванию врагов, но и продержать вас в состоянии страха достаточно долго, чтобы выполнить какие-то действия, направленные на спасение вашей жизни.
Например, на вашем лице может отразиться ужас – даже когда поблизости никого нет – при осознании того, что вы забыли запереть дверь, или выключить духовку, или обнаружили, что что-то, во что вы верили, оказалось ложью. В конце концов, вам нужно оставаться в живых, и поскольку тело всегда у вас под рукой, логично, что мозг использует его как полезное внешнее хранилище памяти.
В юности нам бывает сложно подавить подобные внешние выражения, но постепенно мы учимся контролировать большинство из них – по крайней мере в какой-то степени, поэтому наши соседи не всегда понимают, что мы чувствуем.
Ученик: Если подобные физические симптомы не являются неотъемлемой частью эмоций, тогда как же мы можем отличать эмоции от других способов думать?
У нас есть много имен для эмоциональных состояний, в то время как большинство других наших способов мышления (как, например, тех, которые описаны в разделе 7.4) вообще не имеют широко используемых названий – возможно, потому что мы так и не разработали подходящих методов их классификации. Однако вот один древний, но все еще полезный способ отличать те психические состояния, которые мы обычно описываем как эмоциональные:
Аристотель b: Эмоции – это чувства, которые настолько меняют людей, что влияют на их суждения; также они сопряжены с болью или удовольствием.
В современной версии этого определения некоторые психологи говорят о «валентности», которая характеризует степень, в которой отношение человека к чему-либо является в общем положительным или отрицательным [Ортони, 1988]. Существует еще одна популярная теория, которая рассматривает эмоции и мысли как комплементарные. Примерно так же, как цвет и форма объекта могут меняться независимо друг от друга, мы можем представлять, что каждый предмет (или идея) имеет какие-то нейтральные характеристики, которые определенным образом «окрашиваются» дополнительными свойствами и делают его привлекательным, будоражащим или желанным – в противовес отвратительному, скучному или отталкивающему.
В более общем смысле наш язык и мысли окрашены противопоставлениями вроде «отрицательный – положительный» и «рациональный – эмоциональный». Подобные пары полезны в повседневной жизни, и сложно представить, как их можно было бы заменить, – точно так же мы не можем отказаться от мысли, что солнце садится и встает, хоть и знаем прекрасно, что на самом деле это происходит из-за вращения Земли.
В частности, преувеличение роли тела в эмоциях может привести к серьезным ошибкам восприятия. Сосредоточен ли талант пианиста в его пальцах? Видят ли художники талантливыми глазами? Нет: нет никаких доказательств того, что какие-то из этих частей тела могут самостоятельно думать; всем управляет исключительно мозг, как мы можем убедиться на примере таких людей, как Стивен Хокинг и Кристофер Рив.
