После нашего последнего концерта в Whisky мы отправились в Сан-Франциско, где играли в Mabuhay Gardens. Это был маленький филиппинский клуб, который стал панковым. В рекламных целях его владельца и ведущего Дирка Дирксена стали называть «Папой Римским панка». Сан-Франциско был настоящим большим городом, как Нью-Йорк или Чикаго, с полным набором развлечений и разочарований. Девушки там жили хорошенькие и стильные, так что парни из группы, скорее всего, хорошо проводили время. Я тоже не скучала, когда приходилось отбиваться от очень агрессивно настроенных дамочек: одним нужна была я, другим – Крис. Парни вломились на одну вечеринку в галерее искусств – в буквальном смысле вломились: запустили во входную дверь то ли кирпичом, то ли камнем. Где уж тут скучать. Эти несколько недель энергия из нас била ключом; все хотели вписаться в историю рока, а нам нужно было создать себе репутацию.
Затем последовал первый настоящий тур Blondie. С Дэвидом Боуи и Игги Попом.
Дэвид вместе с Игги работал над своим новым альбомом The Idiot в Берлине. Игги готовился к туру по Северной Америке с Дэвидом в качестве клавишника в его группе. На самом деле они могли взять к себе на разогрев кого угодно, но выбрали нас, простую местную группу, которую мало кто знал. Конечно, мы воспарили на седьмое небо от счастья. Мы полетели домой, собрали вещи и отыграли два сольных концерта в «Максе». А после второго выступления, ранним утром, погрузились в арендованный фургончик и двинулись в Монреаль, где начинался тур. В задней части машины была одна большая кровать, и мы все впятером сбились на ней, безрезультатно пытаясь поспать. Первый концерт тура ждал нас в ту же ночь.
Приехав на место, мы завалились в нашу гримерную и отключились. А потом дверь открылась: зашли поздороваться Дэвид и Игги. Мы все так и ахнули, от восхищения лишившись дара речи, но они держались очень мило и дружелюбно.
С ними мы отработали более двадцати концертов. Каждый вечер мы смотрели на них из-за кулис и наблюдали за ними во время саундчека. Столько возможностей увидеть их и многому научиться! Они тоже к нам приглядывались. Крис вспоминал, как кто-то из них сказал мне: «Используй больше сцены, ходи вперед-назад». Поначалу я в основном стояла на одном месте, потому что не привыкла к такой большой площадке. Позднее я научилась прыгать и пританцовывать. Но никто не умел распоряжаться сценой лучше Игги – за исключением, может, Дэвида, который к тому времени уже был суперзвездой и тем не менее с удовольствием выступал в роли рядового музыканта. Игги залезал на колонки, пел и играл своим прекрасным мускулистым телом – девочки в зале снимали белье, швыряли его на сцену и оставались сидеть с раскинутыми ногами.
Вне сцены мы немного гуляли и общались на самые обычные темы. Ощущать себя единственной девушкой в их коллективе было непривычно. Я была с Крисом, мы встречались, но ничто не сравнится с тем, когда ты единственная женщина, которая путешествует в мужской компании. Однажды Дэвид и Игги искали, что бы такое принять. Их поставщик в Нью-Йорке внезапно исчез, и у них кончились запасы. Друг оставил мне кокаин, но я к нему почти не прикасалась. Этот порошок никогда мне особенно не нравился – от него я становилась нервной, беспокойной, болело горло. Так что я пошла наверх со своим гостинцем, и они всосали его буквально за раз. После чего Дэвид извлек на свет свой пенис – как будто я явилась для контрольной проверки или чего-то такого. Поскольку в этом туре меня окружали одни только мужчины, не исключено, что они действительно так решили. Дэвид был скандально известен своими параметрами и любил обнажаться и перед мужчинами, и перед женщинами. Это было так смешно, изумительно и сексуально. В следующую секунду в комнату зашел Крис, но шоу уже кончилось. Смотреть было не на что. В каком-то смысле оно и к лучшему. Наверное, ребята сказали: «Ой, Дэвид и Игги забрали Дебби наверх», и Крису в голову ударил тестостерон. Когда мы с Крисом выходили из комнаты, я невольно подумала: с чего это Игги поскромничал…
Пишу сет-лист, рабочий процесс
Все ребята отрывались на полную катушку. В Портленде Джимми выбил стеклянную дверь. Мог бы оказаться под арестом, если бы Дэвид не вмешался и не заплатил. А после концерта в Сиэтле местные панки пригласили нас сыграть у них в бункере, в бомбоубежище с цементными стенами. Вместо сцены там лежал матрас. В неизвестной глуши можно играть на полной громкости и джемить всю ночь – никаких соседей, жаловаться некому. Именно этим и занялись Крис, Клем и Джимми, они играли на чужом оборудовании, а Игги пел. Крис всегда говорил, что это было одно из его любимых мест во всех турах.
Тур закончился в Лос-Анджелесе, поэтому, попрощавшись, мы задержались, чтобы отыграть еще четыре концерта в Whisky, на этот раз с Джоан Джетт. Затем мы вернулись в Нью-Йорк, как раз чтобы выступать две ночи подряд на большом благотворительном шоу журнала Punk в CBGB вместе с кучей наших друзей: The Dictators, Ричардом Хеллом и Дэвидом Йохансеном. Потом снова настало время уезжать – на этот раз нас ждал первый тур по Великобритании. За день до отлета в Лондон моя «камаро» умерла. Она встала на заднем ходу – в этом не было ничего нового, сцепление закоротило. Иногда мне удавалось ехать на переднем ходу, а иногда нет, и тогда приходилось двигаться по улице на заднем. Но на этот раз оставалось только отогнать ее домой и там похоронить. Мы не могли тащить машину на буксире, но друг моего друга из Нью-Джерси сказал, что позаботится о ней. Позже он сообщил нам, что столкнул ее с утеса.
Мы приземлились в Хитроу в мае 1977 года, как раз когда Лондон готовился отпраздновать серебряный юбилей королевы, а Sex Pistols готовились выпустить песню God Save the Queen («Боже, храни королеву»). Наше первое выступление на разогреве у британской группы Squeeze в университете в тихом приморском городке Борнмуте стало настоящим озарением. Это был полноценный британский панк – который определенно отличался от американского, более первобытный и куда более телесный. Люди танцевали пого
[55], прыгали, толкались, плевались, сходили с ума и только сильнее нас разжигали. Скинхеды особенно любили толкаться на полную катушку. Все эти парни без единого волоса на голове тряслись, пинались и плясали. Меня чуть не стащили со сцены. Мне не очень нравилось, когда меня оплевывали, – фокус, когда зрители набирают в рот побольше слюны и метят в тебя. По иронии, наш друг Игги утверждал, что был одним из первых, кто ввел моду на подобный знак одобрения. Ну что ж, Игги, спасибо. А вот пого – это очень забавно: все прыгают как ненормальные вверх-вниз, головы скачут, глаза закатываются. Именно этого мне всегда хотелось во времена Тhe Stillettoes: зажечь людей, чтобы они встали и начали танцевать. Я так устала от зрителей, которые просто сидят все такие крутые и ждут, когда их начнут развлекать. Нам нравилась бешеная, сумасбродная аудитория, заряженная позитивной энергией. Мы тогда только сильнее жгли.
