Приведя себя в порядок, Оттавио спустился вниз и отправился на зов трезвонящего уже некоторое время дверного звонка.
На крыльце, улыбаясь до ушей, стоял младший гер Доннер, размахивающий листком бумаги.
— Вот, господин ар Стрегон, портрет монаха! Очень похож!
Оттавио нетерпеливо вырвал лист из рук юноши. С желтоватого плотного листа бумаги на аудитора смотрело составленное из угольных штрихов лицо его «Вергилия». Монаха, который сопровождал его во время ритуала выбора в Обители Святого Духа.
Он ворвался в кабинет и, не обращая внимания на сидящего за столом маркиза, который сегодня, как обычно, не покидал дом, бросился к коробкам, стоящим в углу. Бумаги одержимого счетовода уже упаковали для передачи в архивы префектуры. Последовательно вскрыв несколько ящиков и перерыв их содержимое, он наконец выхватил искомый документ.
— Судя по вашему взволнованному виду, у нас есть подвижки по делу об одержимых? — флегматично поинтересовался у него гер Шлоссен. — И вы нашли, наконец, связь между двумя случаями?
— Похоже, что да, ворст, — пожирая документ глазами, ответил ар Стрегон.
— Это прекрасно. Но мне хотелось бы знать, кто этот молодой человек, и что он делает в моем кабинете?
— Ожидаю дальнейших приказаний господина ар Стрегона, ваша светлость! — Гаркнул прямо над ухом у Оттавио неизвестно как просочившийся в кабинет Хартвин гер Доннер.
Гер Доннера выставили за дверь, после чего маркиз и Оттавио провели импровизированное совещание. Документ, выуженный из кучи счетов ар Стрегоном, был расчетом стоимости гравировальной машины, изготовленной для Обители Святого Духа. В качестве оплаты за свои услуги несчастный счетовод получил один талер и «талисман, отводящий беду». Скорее всего, тот самый, который болтался на нем в день, когда его разрубили на куски. Даже если амулет был другой, с отведением беды он явно не справился.
— В целом, картина проясняется. Я полагаю, нам надо подождать результатов изучения амулета вашим приятелем, ар Моссе, — маркиз отпил кавы из тонкой фарфоровой чашки. — Вам стоит допросить арестованного — этого… гер Весселя. В любом случае, сегодня, в свете происходящего в городе маленького военного переворота, мы ничего больше предпринимать не будем. Подождем, пока, так сказать, тучи рассеются.
Однако подождать не удалось. Оттавио вынужденно ушел в дело с головой. Сперва ар Моссе принес свои показания. Результаты исследования были оформлены, с приложением отпечатка его перстня бакалавра, прошиты и заверены нотариусом и четырьмя надежными свидетелями! Ар Моссе есть ар Моссе. То, что Вальтер излагал на восемнадцати листах, коротко можно описать так:
Медальон машинной работы. Нанесенные на него руны одной глубины и повторены с недоступной человеку точностью. Кто-то гениальный создал ритуал одержания, содержащийся в предмете. Задача для одаренного почти невозможная.
По сути своей, этот медальон — временное прибежище духа, который уже подготовлен к одержанию. Надевший медальон человек становится одержимым сразу, если дал формальное согласие, произнеся кодовую фразу. Медальон после этого нельзя снимать или убирать далеко от одержимого, дух привязан к медальону, а не к человеку.
Дух может «прятаться в медальоне» даже после слияния, так что одержимого определить практически невозможно.
Но самое главное даже не это! Судя по всему, в медальон включена вязь рун, которая позволяет тому, кто создал амулет, приказывать одержимому.
Стоимость изготовления ориентировочно пять-десять эйзингских талеров.
— Пять-десять талеров, и у тебя на поводке тварь, которая может порвать десяток-другой обычных солдат, как волк овцу! — потрясенно произнес Оттавио. — А если тварей десять? Да это же настоящая, без дураков, власть!
— Нужен, конечно, доступ к большому количеству «бесхозных» духов, — задумчиво изрек маркиз, — и у Обители Святого Духа с этим никаких проблем. Вы, Оттавио, путаете силу и власть. Власти без силы, конечно, не бывает, но власть понятие гораздо более многогранное. Мушкет хорош, чтобы им воевать, но на нем нельзя сидеть. Ваши одержимые — тот же мушкет, по сути. Власть — это, в том числе, отношение к тебе подданных. А самая крепкая власть, если верить высказываниям мудрецов — тайная.
— Все эти мистические способы создания идеальных бойцов из одержимых духами — ерунда. Развитых духов, которые согласятся на такой симбиоз десятки. Ну может сотни. Не этой одержимости надо опасаться. Наш мир развивается благодаря одержимым. И благодаря им же, скорее всего, когда-нибудь погибнет. Увлеченный идеей натурфилософ создает новые сущности, меняющие мир. Во что превратило войны создание огнестрельного оружия? И, страшно помыслить, во что еще превратит! Авторы религиозных откровений могут зажигать огни одержимости в миллионах душ. Вот где кроется настоящая опасность. Одержимость идеей — не рассуждающая, жадная, разрушительная! Вот чего кого надо бояться. Фанатиков, что ворвутся в твое жилище с клинком и факелом в руках. Властителей, чья жажда власти столь велика, что они не задумываясь сжигают в кострах войн и религиозных гонений тысячи жизней! Говорю вам, Оттавио, самая сильная власть — власть идеи! И она же самая страшная!
Маркиз раскраснелся, он выпрямился в кресле и говорил четко, уверенно. К концу речи он даже задохнулся, как будто ему не хватило воздуха.
Смущенно посмотрев в сторону Оттавио, он пожал плечами и продолжил уже своим обычным назидательным тоном:
— Но вернемся к нашему делу. Думаю, нам все же придется поторопиться. Поезжайте в Зеленый дом. Можете, конечно, допросить вашего пленного, но главное — идите к Ромуальду. Я дам вам к нему письмо. Без его поддержки мы тут вообще ничего не сможем сделать, разве что шум поднять. Далее вы сделаете вот что, — и маркиз выдал Оттавио ряд распоряжений, весьма подробных.
2
Явившись в Зеленый Дом, Оттавио приказал провести его к арестованному гер Весселю. Когда сопровождавший его стражник открыл дверь камеры, порученец ландмаршала лежал на полу в неестественной позе, с зеленоватой пеной на губах. В камере витал легкий аромат миндаля.
— Опа, сдох! — резюмировал ничуть, судя по всему, не расстроенный страж.
— Нет, — Оттавио принюхался. — Он жив. Только выглядит, как труп. Это колдовство. Он должен очнуться через несколько часов.
После того, как стражник запер камеру, Оттавио опечатал ее личным перстнем и забрал у стражника ключ.
— Отлично, — пробормотал ар Стрегон. — А ты, — он обернулся к стражнику, втягивая левой ладонью силу Той Стороны, а правой рукой упираясь указательным пальцем ему в лоб, — НИЧЕГО В КАМЕРЕ НЕ ВИДЕЛ.
Стражник тряхнул головой, ошалело уставился на опечатанную дверь.
— Сюда никого не пускать, — распорядился Оттавио. Завтра стражник вспомнит все, но завтра это уже будет все равно.
3
На прием к преосвященному Ромуальду он пробивался почти час, потрясая личной печатью префекта на документах и напирая на неотложность дела. В конце концов, понтифик принял его в роскошной опочивальне, он явно уже собирался отходить ко сну. В любой другой день Оттавио бы и на порог дома не пустили, но сегодня все были на нервах, и любые новые сведения могли оказаться критичными для карьеры или даже жизни.
