Долги нужно отдавать. Иногда — даже если тебя об этом не просят.
Стоит подумать, что делать с описанием ритуала. Сдавать его в архив префектуры Оттавио точно не собирался. Такую силу нельзя было оставлять не в тех руках. Но уничтожать такую уникальную разработку у него рука не поднималась. Что ж, он примет решение позже.
Оттавио занялся сортировкой оставшихся бумаг. В основном это были либо финансовые документы, касающиеся производства амулетов, либо переписка заговорщиков. Большинство писем было зашифровано, расшифровки Павсаний, скорее всего, уничтожил. Секондино при обыске прихватил все книги, которые лежали на столе или стояли на полках рядом со столом субприора, так что оставалась надежда подобрать к шифру ключ, но заняться этим до последнего времени было просто некогда.
По письмам самого Павсания почти нельзя было определить адресатов в степени, достаточной для ареста или допроса. Однако понять масштаб заговора и его структуру было вполне возможно.
Основным заказчиком ритуала выступал неизвестный, занимавший высокий пост в имперской военной канцелярии. Он дважды был упомянут в письмах ландмаршала гер Грау как «наш высокопоставленный покровитель». Далее шло упоминание о том, что «высокопоставленный покровитель» пришлет своего человека для связи. Письмо датировалось двадцать шестым числом прошедшего августа. А шестого сентября, по словам Хартвина, в город прибыл господин Дитмар гер Рахе.
Все остальные фигуранты были местные. Под именем «Благо» явно скрывался преосвященный Ромуальд. Еще трое были титулованными землевладельцами. Скорее всего, сам герцог Ландерконинг, Граф Вальде и патриарх Маргебургский. Так или иначе, упоминалось еще более пятнадцати сообщников рангом помельче. Например, так: «Господин Шило переговорил с нашим другом из Лейте, и тот согласен с нашими планами…».
Сегодня Оттавио собирался закончить составлять список наиболее явных подозреваемых невысокого полета и запросить у ар Моррисона ордера на их арест и обыск их жилищ.
Кроме того, стоило ознакомиться со свежей порцией показаний гер Весселя. Когда он понял, что трюк с псевдоотравлением не прошел, и выручать его из застенков никто не собирается, он, наконец, начал петь, как соловей.
За изучением документов Оттавио провел почти два часа.
Хлопнула входная дверь, вернулся Хартвин. Он зашел в кабинет мрачнее тучи.
— Хорста гер Весселя зарезали в камере. Ар Моррисон вызывает вас к себе, ворст, завтра ко второму часу с докладом. Просил приступить к осмотру немедленно.
Глава вторая. Nomen est omen
Движущая сила Небес непостижима.
Она сгибает и расправляет, расправляет и сгибает.
Она играет героями и ломает богатырей.
Благородный муж покорен даже невзгодам.
Он живет в покое и готов к превратностям судьбы.
И Небо ничего не может с ним поделать.
Конфуций
Глава вторая. Nomen est omen
[111]
Призрачный убийца
1
Гер Вессель полусидел-полувисел возле стены своей тесной камеры. Руки, закованные в железные кандалы, на ночь привинченные к стене, вытянулись вверх, тело осело вниз на гнилую солому. Голова безвольно поникла, почти касаясь пола. Шея почти полностью перерезана острым лезвием. На пол натекла здоровенная лужа крови. В воздухе висела тошнотворная смесь запахов: крови, гноя и человеческих испражнений, вызывающая резь в глазах и желудке даже у Оттавио. Хартвин выскочил за дверь в коридор, с трудом сдерживая рвотные позывы.
Оба дежурных стражника и старший гер Доннер морщились, закрывая лица рукавами. Оттавио жестом показал им, что можно выходить.
Все четверо прошли в караулку. Стоящие там ароматы прокисшей еды и немытых тел показались Оттавио сродни глотку свежего воздуха.
— Значит так, — начал он, — есть тут помещение побольше?
— Есть оружейная, господин аудитор, — ответил Ханс гер Доннер, отнимая рукав от лица. — Оружия там нет, а свободное место есть.
— In primo: Перенесите труп в оружейную. Расстелите на полу какую-нибудь ткань, холстину там. Ну или стол принесите. Deinde: Пока я исследую тело, прикажите прибрать в камере. Пусть вынесут ведро с говном, уберут кровь с пола. Со стен кровь смывать не надо, просто лужу приберите. И да, там сбоку в лужу крови кто-то наступил. Оставил довольно четкий след, его не трогать! Если смажете его, сами в эту камеру сядете. Ad tertium: всех, кто имел доступ к арестованным, собрать здесь. В караулке. На вас, Ханс, их допрос, потом мне доложите, кратко. Допрос сделать форменный, под запись.
— А мы, ворст, — преданно глядя на Оттавио, вопросил Хартвин, — будем колдовать? — В его словах было столько наивной радости, будто ему одиннадцать лет, и родители обещали взять его с собой на карнавал в честь перелома.
— Я буду колдовать. А ты — ассистировать. Всем все ясно?
Нестройный хор голосов подтвердил, что ага, да, так точно, мол, всем все ясно.
Оттавио уселся на лавку и, впервые в жизни, пожалел, что не курит или не нюхает табак. Впрочем, флакончик с ароматным маслом решил проблему запахов. Оттавио скрутил из ткани две смоченные маслом затычки в нос, чтобы не держать платок рукой, и отмерил зелья обоим гер Доннерам.
Оперся спиной и затылком на неровную каменную кладку.
То, что он увидел в камере, ему не нравилось.
Но еще больше ему не нравилось то, что он почувствовал. Та сторона оставила невидимый след на месте преступления.
Левую руку дергало и морозило. Голова слегка кружилась. Слава Владыкам, кровь из носу не потекла при подчиненных. При этом формальные внешние признаки колдовства в камере отсутствовали.
Кровь не замерзла, инея на стенах нет.
Как только он покинул камеру, из всех неприятных эффектов осталась только ноющая боль в левой руке. Придется проводить в узилище ритуал познания, но не раньше, чем там приберут и хоть немного проветрят.
Стражники протащили мимо Оттавио труп гер Весселя. В какой-то момент его голова, уложенная на грудь, скатилась на сторону, повисла на лоскутьях кожи и, оторвавшись, упала на пол. Подкатилась к ногам Оттавио обрубком шеи вверх. Мол, вот, полюбуйся, сволочь, что ты натворил.
Хартвин снова сбледнул с лица и зажал рот руками.
Стражники бестолково затоптались на месте, ар Стрегон раздраженно махнул им рукой:
— Несите уже! За башкой потом придете! Razza di idioti!
[112], — и нагнулся, внимательно оглядывая шею. — Ничего себе ударчик! Глянь, Хартвин, как чисто мышцы срезало и позвонки рассекло, словно хворостину.
