— Принесите карбидный фонарь, Ханс, — попросил ар Стрегон, после чего обратился к стражнику, — Приятель. У меня есть к тебе очень великодушное предложение. Я сейчас зачарую тебя так, что ты не сможешь солгать. Задам тебе несколько вопросов. Если ты ни в чем не виноват, прикажу тебя отпустить сразу. Это, если ты не понял, вместо заключения в камере на несколько недель, пыток и обвинения в пособничестве убийце.
— От меня что нужно, господин хороший?
— Сиди спокойно, расслабься. Когда я наложу чары, ты не должен сопротивляться, иначе может быть плохо нам обоим. Это не опасно, — заключил он, противореча своим собственным словам.
— Я ни в чем не виноват, господин! Я согласный на чары.
Вернулся Ханс с фонарем. От его белого, режущего глаза света на стенах проступили четкие угольные тени.
Оттавио повесил фонарь на штырь для цепей, за головой стражника, сузив область излучаемого им света своим плащом.
— Так, начнем. Смотри сюда, — из левой ладони ар Стрегона выскользнул и закачался на шнурке золотой медальон, сверкая и разбрасывая по камере светлые блики, — смотри, на медальоне есть узор. Если ты скажешь мне, какой он, я дам тебе крейцер. Смотри на медальон, смотри, как он движется, следи внимательно… — голос аудитора постепенно понижался, ритмичное покачивание медальона завораживало…
Кто-то больно ткнул Ханса локтем в ребра.
— А, что? — в камере похолодало.
— Я не вам сказал всматриваться! Что у вас за семейка!
— Весьма почтенное и древнее семейство, — обиженно ответил Ханс. — Правда, без одаренных в роду.
— О Владыки, за что! Тихо. Молчите, — Оттавио повернулся к стражнику. Тот не отрываясь смотрел в одну точку, из приоткрытого рта вытекала струйка слюны. — Dio cane! Перестарался малость. Слушай меня, — Оттавио шагнул к стражнику и приложил указательный палец правой руки к его лбу. — Отвечай на мои вопросы правдиво и без утайки.
— Да, господин хороший, — заторможено ответил страж.
— Ты или твой напарник кого-нибудь пускали внутрь камеры?
— Нет, господин.
— Вы открывали сегодня наружную дверь?
— Нет, господин, пока вы не пришли, ни разу.
— Ты подкладывал в камеру какую-нибудь вещь, по чьей-либо просьбе?
— Нет, господин.
— За время вашего дежурства хоть один из вас заходил во внутренний коридор, к камерам?
— Я, господин. Духи-хранители, значит, забеспокоились, амулет наш, того, засветился, и я пошел посмотреть, ну, все ли в порядке.
— Дальше!
— В окошко увидел труп и лужу крови. Сразу, ну, вызвал старшего смены.
— Достаточно. Сейчас я уберу амулет и ты очнешься. И, кстати! Про крейцер забудь!
Оттавио перехватил качающийся амулет правой рукой и отошел в сторону.
Взгляд стражника стал осмысленным, он застонал и схватился за голову.
— Да, да — поболит немного, ничего страшного.
— Господин ар Стрегон, так это получается, так можно все допросы вести? — Ханс был явно под впечатлением от увиденного, — а зачем мы тогда людей на дыбу подвешиваем?
Оттавио тяжело вздохнул.
— Эти чары запрещено использовать для официального дознания. Я мог бы с той же легкостью, что заставил его говорить правду, вынудить его солгать. Это заклятие подчиняет волю, а не выясняет истину. Кроме того, если цель сопротивляется, возможна апоплексия у нее или у заклинателя. Пойдемте, Ханс, проверим второго. И, я думаю, на сегодня мы тут закончили.
Совещание
1
К концу первого часа Оттавио, сопровождаемый Хартвином, вошел в Зеленый дом и начал взбираться по лестнице на третий этаж к кабинету префекта. Его трость мерно выстукивала марш по мраморным ступеням.
Вокруг парили пухлощекие белоснежные ангелочки, показушно сверкала золоченая лепнина, в лестничных пролетах слуги стряхивали пыль с пышных безвкусных драпировок.
Он терпеть не мог этот новомодный архитектурный стиль — рококо, в котором все имеющие деньги и не имеющие вкуса люди бросились в последние четыре года перестраивать интерьеры.
Сегодня же его бесило вообще все.
И то, что Хартвин нацепил на его камзол дурацкую звезду одаренного, которую он сроду не носил,
и то, что он не выспался,
третий этаж этот,
и не желающая заживать нога,
и ангелочки, мать их шлюха.
И даже глуповатая улыбка младшего гер Доннера, который, пыхтя от натуги, тащил за ним коробку с документами.
Стоило маркизу уехать, ар Моррисон занял полагающийся префекту по должности кабинет, хотя раньше спокойно сидел на первом этаже правого крыла, вместе со всеми. После того, как он отчитал Оттавио за то, что тот не носит звезду одаренного и потребовал, чтобы тот привел свой внешний вид в соответствие с имперскими регламентами, ар Моррисон куда-то уехал почти на полторы недели. Вернувшись, он тут же созвал сегодняшнее совещание.
Оттавио споткнулся, трость скользнула по мрамору и вырвалась из руки. Глядя, как она скатывается по ступеням вниз, он разразился длинной и сложной лацийской лексемой, которая выражала его отношение к случившемуся в частности и к миру в целом.
Хреновы темные духи!
Хренов карьерист ар Моррисон!
Хренова лестница!
Хреново утро! Доклад ему, жаба ему в чай насри!
Лестничным пролетом ниже появилась Элиза гер Альштайн вместе с мастером Гимпелем.
Оттавио мгновенно заткнулся и даже, кажется, слегка покраснел.
Элиза выглядела прекрасно. На ней было строгое, шитое серебряной тесьмой, черное платье с квадратным лифом и стоячим воротником, поверх которого была накинута какая-то штука, модная в этом сезоне, с кучей оборок в районе… спины.
Спокойное скуластое лицо, почти без косметики, слегка подведенные голубые, как майское небо, глаза. Светлые, пышные волосы были уложены в высокую прическу, оставляющую шею открытой.
Она подобрала скатившуюся к ее ногам трость и легко, словно не касаясь ступеней, поднялась к Оттавио.
— Мне, право, неловко, — пробормотал он, забирая у нее проклятую палку. — Вам не стоило…
— Господин ар Стрегон, позвольте мне оказать услугу нашему герою! — ее глаза улыбались.
Оттавио насупился: он терпеть не мог, когда над ним смеялись.
— Я молила Владык о вашем исцелении, господин ар Стрегон, — уже вполне серьезно продолжила Элиза, — о вашем доблестном сражении с потусторонними силами в Обители Святого Духа уже легенды складывают.
— Прошу вас, зовите меня по имени, без этих «господинов».
