— Хорошо, Оттавио. Вы тоже можете обращаться ко мне по имени.
Она непринужденно, сняв перчатку, подала ему руку для поцелуя. Дурацкий обычай, занесенный в эти северные края бесстыжими франками.
Оттавио осторожно коснулся губами бледного запястья.
От ее кожи пахло жасмином.
Мастер Гимпель, как и Хартвин, тащивший с собой кучу бумаг, деликатно остановился на предпоследней ступеньке, явно пропуская их вперед себя.
— Сегодня явно не простое совещание, — заметила Элиза, продолжая восхождение — раз ар Моррисон сразу после своего приезда собирает всех.
— Увидим, госпожа Элиза.
2
Совещание действительно было весьма представительным, но, увы, совершенно банальным. Как оказалось, ар Моррисон решил отныне собирать всех значимых сотрудников вместе на регулярной основе.
Присутствовали: субпрефект ар Моррисон, все три имперских аудитора, Ханс гер Доннер, мастер Гимпель, Элиза гер Альштайн и какой-то хлыщ, разодевшийся, как на придворный прием.
Хартвина, как и остальных порученцев, сопровождавших чиновников, выпроводили в приемную.
Протокол совещания вел самописец, который контролировал личный секретарь ар Моррисона — Фриц Сафер, неприятный старик с испитым лицом в мятой несвежей одежде.
Сначала прошла церемония представления.
Со своими коллегами-аудиторами Оттавио был довольно давно, хоть и шапочно, знаком по прежней службе.
Первый — невысокий, неброско одетый толстячок Колман ар Хаас — алландец, жизнерадостный, кажущийся простачком мужчина, зим тридцати пяти от роду. Если не знать, что этот колобок прекрасно владеет клинком и имеет десятилетний опыт войны против наводнивших страну лесных бандитов, его вполне можно можно было бы принять за какого-нибудь бюргера или мельника. Он, не спрашивая разрешения, закурил кривую трубку с изгрызенным чубуком, мгновенно наполнив комнату клубами вонючего дыма.
Ар Моррисон поморщился, но только попросил Колмана открыть окно.
Второй, соотечественник Оттавио, Дарио иль Грассо
[113], в противоположность своей фамилии, был болезненно худ и высок. Он был лыс, как колено, его желтоватое лицо обрамляла аккуратно подстриженная бородка, набрякшие веки прикрывали черные лацийские глаза. Он, единственный из присутствующих, был одет в застегнутый на все пуговицы официальный мундир префектуры. Иль Грассо сидел на стуле выпрямившись, не касаясь спинки стула, неподвижно и, похоже, даже не моргая.
Его костлявые пальцы вцепились в папку с документами, которую он вертикально поставил себе на колени.
Иль Грассо был давним другом маркиза Вестенброк и членом весьма уважаемого в Лации богатого и знатного семейства, с которым с давних пор разорвал всякие отношения. В префектуре он исполнял роль финансового советника и отвечал за имперские налоги.
Щеголь оказался офицером связи, которого прислал маршал Вальдштайн. Лейтенант гер Эросто, жеманный ломака, ни обликом, ни поведением не напоминавший военного. Астуриец из столичного округа. Оттавио сразу проникся к нему подспудной неприязнью, потому что этот франт уже начал строить глазки Элизе. Ну и скажите, ради Владык, какой нормальный мужчина будет таскать на боку такое позорище — рапиру с тонким коротким клинком и золоченым эфесом!
Ар Моррисон начал с Оттавио.
Тот коротко доложил о том, как продвигается дело «Легиона», и попросил ар Моррисона подписать ордера.
— Про это мы поговорим с вами после совещания, — неопределенно ответил субпрефект. — Боюсь, новости вас не обрадуют. Что там с таинственным убийством гер Весселя? Я слышал, вы отпустили дежурных стражников. Не представляю, как без их участия могло свершиться это злодеяние.
— Убийца попал в узилище через стену камеры и так же ушел. Стражников я допросил под чарами, они не причастны. Я понимаю, что юридически этот допрос…
— Вы понимаете? Действительно понимаете? — Ар Моррисон не повысил голоса, но Оттавио невольно взялся за эфес. — А я вот не понимаю, как возможно то, что вы описали! И никто не поймет, поверьте мне, если мы не найдем конкретного виновника. Вы сами, ар Стрегон, говорите, что одаренный не смог бы проникнуть в камеру таким путем! И вы отпустили стражей! Главных подозреваемых, по сути.
— Одаренный не смог бы провернуть такое, вы правы, господин субпрефект. А вот одержимый мог. Дух, который соединился с его душой, может позволить сохранить сознание носителя в целостности, при подобном фокусе… не знаю, как это назвать… растворение? К сожалению, способности одержимых, в отличие от чар, совершенно не кодифицированы. У каждого из них они разные, хоть и всегда довольно узконаправленные.
— Позфольте мне уточнить, — вступил в беседу ар Хаас, — в Эффинге едфа ли наберется дюжина одержимых. Я прафф?
Все, кроме иль Грассо, закивали, даже столичный лейтенантишко, хотя он-то ни черта не мог об этом знать.
— И их способности в принципе изфестны, так?
Опять волна молчаливых кивков.
— Значит, мы с определенной долей уфференности можем констатировать, что этот одержимый, если это одержимый, не местный. Я не ошибаюсь? Так фот, я собирался доложить об этом позже, но теперь, позфольте прерфать ваш доклад, ар Стрегон?
— Конечно, господин ар Хаас.
— Я недаффно проезжал Риффельн. И оказался сфиделем прискорбного инцидента. Приезжий дфорянин, одержимый, судя по носимому им знаку, убил в поединке Датчса гер Брюнне. Супруга господина гер Брюнне, не фынеся утраты, поффесилась. Очень печально, да. Одержимый дрался в ошейнике смирения и фсе рафно убил господина Датчса первыми же выпадами. Тот не очень хорошо фладел клинком, уффы, не так ли?
— Как звали этого дворянина? — Спросил ар Моррисон, взволнованно облизывая губы.
— Жакоб гер Рахе. Так. А фчера я видел его недалеко от Зеленого Дома.
— Забудьте! — Ар Моррисон нервничал все сильнее, совершенно непонятно почему, — гер Рахе не наш убийца.
— У нас есть сапог. След сапога. И на обуфи могла остаться крофь. Фсе просто.
— Я сказал, забудьте! Этот человек — представитель Военного Совета. С очень широкими полномочиями. У него слишком серьезные покровители! Здесь только Вальдштайн может себе позволить с ним бодаться. Не мы!
Все время этой перепалки Оттавио сидел, как сапом
[114] стукнутый. Датчс, нелепый толстяк-художник, мог, конечно, принять безнадежный вызов, если тот был сделан публично. Но вот в то, что его супруга повесилась от горя, он не поверил бы никогда. Обоих хладнокровно убили.
