— Руперт Кригер, — представился он, — госпожа Рената не принимают. Было велено передать, что вы напрасно сюда приехали. Покиньте этот дом. И не возвращайтесь. Вам тут не рады.
— Мастер Кригер. Я так полагаю вы начальник охраны семейства?
— Да, господин ар Стрегон.
— Господин Датчс говорил вы знавали моего отца, Чезаре Стрегона?
На мгновение на хмуром лице Кригера прорезалась улыбка, впрочем тут же погасшая.
— Да, это так. Я и вас помню. Вы тогда только прибыли в лагерь отца на учебу. Малец четырнадцати зим от роду. Жутко гонористый и неуклюжий. Но здесь все решает госпожа Рената. Не мои прихоти или старые знакомства.
Кригер говорил так, будто кромсал на ломти колбасу своим боевым кинжалом.
Шмяк — фраза обрубок брошена собеседнику. Шмяк, шмяк.
— Если госпожа Рената не хочет меня принять, я переговорю с вами. Это не займет много времени, мы с вами можем даже пойти отсюда в таверну или кабак. Как захотите. Но выслушать то, что я хочу довести до сведения госпожи гер Брюнне в ваших, а, главное, в ее интересах. Клянусь именем отца, это очень серьезно.
Руперт нахмурился, собрав кожу лба в множество горизонтальных складок.
Погладил лысину.
Решительно шагнул к низкой кушетке, стоящей напротив Оттавио и сел, отстегнув меч и положив его рядом с собой.
— Не пойдем никуда. Мне отлучаться не след. Выслушаю вас, раз так. Все одно своего добьетесь ведь. Не мытьем — так катаньем. Если вы в батюшку пошли, то упертый как баран. А вы, Отто, в него, я вижу. Говорите, что хотели.
— Только не перебивайте меня и не возражайте мне. Не стоит нам время на препирательства терять, уважаемый мастер Кригер. Просто выслушайте.
Оттавио расстегнул камол, здесь было жарко натоплено, и задумался на несколько ударов сердца, с чего бы начать. С Кригером крутить-вертеть не стоило. Он был человек простой, что отнюдь не означало «дурак».
— У вас в Ривельне побывал некий гер Рахе. Наверняка он был гостем в этом доме. Госпожа Рената хотела отомстить за смерть своего мужа, его брату и золовке. Она знала, что они виноваты в смерти Владетеля не меньше Адлера. Гер Рахе исполнил ее желание, избавил от ненавистных родственников, — Руперт поморщился, но ничего на это не возразил, — я не знаю, предъявил ли он счет к оплате, или только собирается, но полагаю что госпожу Ренату попытаются вовлечь в заговор, против имперской власти. Заговор религиозный и политический. Она должна услугу одному из главных интересантов этого заговора, вернее его доверенному лицу. Я говорю о гер Рахе. Ей непременно напомнят о долге! А в Вестгау прибыл маршал Вальдштайн со своим экспедиционным корпусом. Слышали о таком, Руперт?
— Слыхал. Даже до нашей глухомани слухи доползли.
— А знаете, как он подавил восстание в Моравии? И что сделал с вышеградскими чашниками
[123]? Сто пятьдесят лет империя ничего не могла поделать с этими еретиками. И тут Вальдштайн берет Вышеград штурмом. Пятнадцать тысяч казненных еретиков, только в Вышеграде. А во всем королевстве еще почти десять тысяч. Женщины. Дети. Дворяне и простолюдины. Говорят в Моравии чашника теперь днем с огнем не сыщешь. Знаете что здесь будет по весне!?
— Ну что?
— Пепелище, Руперт. И виселицы. Тысячи виселиц. Я. Не. Хочу. Чтобы на одной из них висела госпожа Рената. Не хочу, Руперт. Проследите чтобы она не вляпалась в это политическое и религиозное дерьмо, прошу вас! Уезжайте в поместье. Не ведите переписку с Ландерконингами или Вальде. Лучше всего, будет разместить у себя на постой ландскнехтов Вальдштайна. Если вы решитесь на это, напишите мне в Эвинг, я все устрою.
Дверь распахнулась, на пороге стояла Рената. Ее живот уже заметно округлился, черты лица заострились, кожа была нехороша. Руперт вскочил.
— Что вы себе… — начала она, голос у нее дрожал и прерывался, — зачем вы такое говорите! Зачем вы приехали, ар Стрегон? Я… я не хотела, — голос у нее внезапно сел, осип, она почти шептала, — Не просила этого… этого Рахе ни о чем подобном. Я сказала, что хочу чтобы они сдохли. Но я не просила… тем более Аделинда, она… я…
Рената судорожно стискивала платье у горла худой рукой, на которой от усилия проступили костяшки и тонкие жилки. На глазах у нее выступили слезы.
— Он был все время такой тихий, грызла его совесть, видать, Датчс. А, как вызов получил, от одержимого, повеселел сразу. Ходил, насвистывал. Утром поцеловал Аделинду, и мне говорит «Ну вот и все, отмучился. Хорошо-то как!», и ушел. А потом… Его привезли. Мертвого. А он улыбается. Я… Аделинда, как увидела, сразу начал считать что ей из наследства причитается. А утром ее нашли, всю в дерьме. Рожа синяя, язык высунут. В петле болталась… Я не просила. Не надо мне такой справедливости…
Оттавио встал, поклонился Ренате, кивнул Руперту, и направился к выходу.
— А ведь вы предупреждали меня Оттавио. Я, дура оскорбилась. Предупреждали меня. А мне Датчс снится теперь с вспоротым брюхом. И улыбкой его жуткой! И Аделинда с синей харей и высунутым языком.
— Сны надо заблокировать, на полгода минимум, — уже приоткрыв дверь, обернулся Оттавио к Ренате, — сходите к авгурам в храм, заплатите. Вам нельзя сейчас такие сны видеть. И уезжайте в имение, я прошу вас. Здесь очень опасно оставаться.
— Я, — Рената вдруг улыбнулась, сквозь слезы, почти прежней своей задорной молодой улыбкой, — обманула вас. Я буду рада вас видеть у себя. Летом. Приезжайте к нам, пожалуйста, на рождение сына.
Оттавио открыл рот, и вдруг услышал шелест песка, увидел колбу, почти пустую. И понял, что видит Ренату в последний раз в жизни. Это было четкое знание, взявшееся ниоткуда, но непоколебимое как скалы Мон.
— Конечно, госпожа Рената, — губы сами растянулись в лживой улыбке, — я непременно навещу вас летом.
Глава четвертая. Lex fati
Несомненно важнее, как принимает человек судьбу, нежели какова она на самом деле.
В. Гумбольдт
Пока не покорила нас судьба, надобно водить ее за руку, как ребенка, и сечь ее; но если она нас покорила, то надобно стараться полюбить ее.
Ф. Ницше
Глава четвертая. Lex fati
[124]
Жертва
1
Сержант префектуры Ривельна — Фриц Лангвейлен — встретил Оттавио в тесной захламленной комнатке, расположенной на втором этаже ривельнской ратуши. Он взял письма ар Моррисона и попросил Оттавио задержаться, пока он их прочитает. Вдруг понадобится передать ответ. Читал сержант долго, старательно, шевеля губами и водя заскорузлым пальцем по строчкам. К тому времени, как он закончил первое письмо, его широкий веснушчатый лоб весь покрылся мелкими капельками пота. Создавалось впечатление, что он не читал канцелярские циркуляры, а таскал мешки с песком.
