Тут же на него наваливается тяжелое тело, слепо тычущее кинжалом, и придавливает его к стенке кареты. Новый противник орет, слюнявая пасть его разевается в крике, борода и волосы догорают и дымятся. Шека изуродована серьезным ожогом.
Кинжал бьет в плечо, но удар слабый, клинок не пробивает зимнюю одежду.
В следующий миг Оттавио скручивает силу Той стороны в тугую иглу и бьет ей оппонента в глаз, стараясь достать невидимым клинком до мозга. Обожженый хрипит и заваливается на сторону.
Такие приемы жутко опустошают. Работа с голой силой, без формул, истощает даже повелителя довольно быстро.
Оттавио, опираясь спиной на стенку, делает рывок и поднимается.
Напротив него двое стрелков, только что погасивших одежду.
Получите, дети шлюхи — Лезвия судьбы. Одному отсекает голову, второму руку — по локоть. Отлично!
Тень слева, уклониться!
В дверцу кареты врезается солдатский цвайхандер. Свежий и, что досадно, не раненый наемник внимательно, без испуга, смотрит на Оттавио, и в глазах его смерть. Здоровенный сволочь, и меч он держит очень уверенно.
Два быстрых удара, рукоятью и острием клинка, от которых Оттавио чудом уходит, неуклюже отскакивая в сторону, не дают сосредоточится на чарах. И этот ублюдок стоит слишком далеко для использования голой силы.
Из-за кареты появляется еще один наемник, изрядно обгоревший, но с клинком в руке, видимо, тот самый сержант. А ведь где-то еще двое стрелков. С той стороны кареты.
Лезвие цвайхандера рассекает воздух — раз — и сразу обратно, крест-накрест. Вот же ушлепок, лось здоровый!
Отпрыгнуть.
Покойник, которому Оттавио выдавил глаз, вдруг встает на колени и встречает набегающего сержанта ударом подобранной алебарды в пах.
Тот, беззвучно разевая рот, начинает падать, а мертвец неестественно гибким змеиным движением разворачивается, одновременно поднимаясь на ноги, и с разворота наносит горизонтальный удар лезвием своей алебарды бойцу с цвайхандером прямо по шее.
Допльсолдер замечает движение сзади, но сзади могут быть только свои, ведь так?
Не так.
Голова, отделенная от туловища, со свистом врезается в стенку кареты и проламывает ее, такова сила удара.
Мертвец все тем же неестественно легким движением заскакивает на крышу кареты, с которой совершает длинный прыжок.
С той стороны раздаются вопли ужаса и боли.
Недолго раздаются.
Уже затихли.
Actum est
Оттавио, забрав из купе свою скьявону, обошел карету и увидел силуэт своего спасителя на самой границе колеблющегося круга света от каретных фонарей и воткнутых в снег факелов наемников.
Глаза у покойника и целый и выбитый Оттавио сияли ярко-зеленым светом. До боли знакомым жестом мертвец вытер клинок меча, который успел у кого-то забрать, об одежду валяющегося под ногами трупа. Потом, также в очень знакомой манере, отсалютовал Оттавио. Зеленые огни в глазах погасли. Труп мягко завалился на спину.
Меч исчез, упав в снег.
Наступила оглушительная тишина, и только сейчас Оттавио понял, что весь бой он слышал шуршание песка и треск тонких стеклянных стенок, покрывающихся трещинами.
И вот все стихло. Не слышно даже завываний наемника, потерявшего руку, — похоже истек кровью.
Оттавио выдернул щепку из века и достал атрибут из-под одежды. Обильно смочил его своей кровью.
— Я не просил мне помогать, о Неожиданный!
— Я не имею права вмешиваться без прямой просьбы или платы. Это был не я. Только что сработал Закон Судьбы. Я предупреждал тебя, и ты услышал. Но не послушал. Ночной охотник явился тебе. Теперь ничего уже не исправить. Тебе не свернуть.
— Толку нет от твоих объяснений, о Мутный! Кто это был? Что за охотник?
— Ты узнаешь в свой срок. Все узнаешь.
— Тьфу на тебя трижды, скотина бесплотная! А сейчас сказать?
Молчание.
— Ну и толку от такого хранителя?
— Я служу не тебе, а роду.
3
На удивление Оттавио оба кучера остались живы. Один вообще благополучно продрых весь бой, лежа на мешках с почтой. Второй успел нырнуть под карету, когда наемники начали самопроизвольно взрываться, и пересидел опасность там.
Лошади во всей этой катавасии тоже не пострадали, только сильно перенервничали. Оттавио же убил пятерых, и еще четверых прибила непонятная мертвая тварь. Чувствовал он себя после боя крайне паршиво.
В Эвинг его привезли уже в полубессознательном состоянии. Ему наложили повязки на ближайшей почтовой станции, однако в конце пути его все равно довольно сильно лихорадило, раны горели огнем, искалеченная рука онемела.
На станции позаботились доставить его до дверей особняка, где его под горестные причитания Хартвина занесли на второй этаж.
Там он и провалился во тьму без сновидений.
Глава пятая. Turpe senex miles
«На ней румян было очень много, а платья очень мало.
В женщине это всегда признак отчаяния»
Оскар Уайльд
Глава пятая. Turpe senex miles
[127]
Снова к делам
1
Три дня, промелькнувшие после возвращения в Эвинг, Оттавио запомнил плохо. Его постоянно лихорадило, все заживающие раны и царапины воспалились и болели. Он серьезно не болел с тех пор, как получил семейный дар, и был крайне удручен своим состоянием.
Оттавио изображал из себя умирающего, трижды вызывал нотариуса, чтобы переписать завещание, и совсем замучил Хартвина придирками и капризами.
На целителя, впрочем, он так и не раскошелился.
Через три дня он проснулся утром, прекрасно себя чувствуя. Даже сломанная нога больше не болела.
Он не очень понимал, что это такое с ним было. Может, переутомление и переохлаждение или какая-то из граней дара на время вышла из-под контроля.
Впрочем, предаваться праздности или лишним размышлениям было вовсе не в его характере. Оттавио оделся по-домашнему и спустился в кабинет, чтобы заняться делами.
— Ворст, вы чувствуете себя лучше? — осторожно спросил его Хартвин, сидящий за своим столом над какими-то бумажками.
— Да, юноша, со мной уже все в порядке. Мне надо написать отчет о поездке.
— Приходил ваш коллега, аудитор ар Хаас. Он просил вас принять его, как только вам станет лучше. Ар Моррисон требует, чтобы вы явились на завтрашнее совещание. Приходили ваши друзья, справлялись о здоровье, я могу разослать им записки, что с вами все в порядке. Госпожа Элиза гер Альштайн просила посетить ее в архиве. Она очень красивая! — практически на одном дыхании протараторил Хартвин.
