Даже среди других одиночек я чувствовала себя чужой. С кем бы я ни встретилась глазами – все смотрели холодно или сразу отводили взгляд в сторону. Я кивнула кое-кому из знакомых, тем, с кем разговаривала раньше, когда была еще одной из них. Двое смотрели будто сквозь меня, а третья на мгновение задержалась на мне взглядом и тут же сплюнула сквозь зубы.
Чертова Дафна. Не знаю, что она там им наплела обо мне, но они явно поверили.
– Алиса!
Я повернула голову и улыбнулась – в первый раз за весь вечер. У Софииной соседки, самой, на мой взгляд, приятной из них, была фигура мясника и грубое, словно топором вырубленное, лицо убийцы. Однако внешность Норы была обманчивой. Она всегда изъяснялась четкими правильными фразами, словно из учебника грамматики, увлекалась всеми религиями мира и была чрезвычайно застенчивой. Мне она очень нравилась.
– Мои соболезнования в связи с нашей утратой, – проговорила она. Это прозвучало довольно сухо.
– И тебе тоже, – дипломатично ответила я. Нора была из сказки, которую Пряха сплела много лет назад. Сама Нора никогда не говорила об этом, но любой с первого взгляда мог увидеть, что она была создана для злодейства. При мысли о том, что в этом живом орудии убийства вынуждено томиться такое нежное сердце, я начинала ненавидеть Пряху с новой силой.
– Погляди-ка, – сказала Нора, указывая подбородком куда-то мне за плечо. – Довольно смело для похорон, правда же?
Это была Дафна – с красными губами, с мерцающими тенями на глазах. На ней было короткое черное платье, и на этом фоне ее кожа и волосы напоминали драгоценности, выставленные на бархатной подложке в витрине ювелирного магазина. Вновь увидев ее при помаде и при полном блеске, я на миг ощутила какую-то странную растерянность. Я вдруг сообразила, что слишком много времени трачу на раздумья о том, как я презираю эту женщину – и презираю ли?
– Она уже рассказала?
Нора нахмурилась.
– Что она должна была мне рассказать?
– Не тебе, а всем. Она рассказала о том, что со мной случилось?
– Она много чего рассказывает, – ровным голосом ответила Нора. – Всего и не упомнишь.
Я покосилась на нее.
– Чем она нас зацепила, как по-твоему? Как так получилось, что стоит ей щелкнуть пальцами, и мы бежим на зов? Мы ведь вообще-то не из тех.
Глаза у Норы были зелеными, чистыми, как родниковая вода. Даже в тусклом свете луны и свечей я увидела, как они потемнели.
– Были не из тех. А сейчас мы кто? Потерянные дети мертвого мира.
Это было как-то чересчур поэтично, даже для меня.
– Что это значит? Мы ведь все равно ушли из Сопределья. Теперь его нет – и что это меняет?
Брови у Норы приподнялись, словно она досадовала на мою глупость. Но мой вопрос был не риторическим.
– У людей в этом мире есть то, что они называют богом, – сказала Нора. – Или богами. Так?
– Да. Конечно.
– И они совершают хорошие поступки и стараются оправдать плохие, чтобы угодить своему богу или богам.
– Ну да.
– Среди нас есть те, для кого надежда вернуться в Сопредельные земли была сродни надежде попасть в рай. Их богом было Сопределье – или, может быть, Пряха. А теперь, когда Сопределья нет, что же нам останется вместо бога?
Она бросила многозначительный взгляд на Дафну, и у меня все внутри похолодело.
– Надеюсь, ты понимаешь, почему мне страшно, как бы они не сделались безбожниками.
Я оглядела всех по очереди – свою семью, тех немногих, кто в ней еще остался. Да, они способны на очень, очень странные и жестокие поступки. Они глубоко презирают правила и законы этого мира. При мысли о том, что они могут сделаться «безбожниками», то есть потерять берега окончательно, у меня похолодели руки.
– Знаешь, – начала я, – со мной кое-что случилось вчера ночью, в поезде…
В этот миг все разговоры в комнате стихли. Нора отвернулась от меня.
Дафна стояла на шатком ломберном столике в центре комнаты и держала над головой что-то блестящее. «Кубок, что ли?» – подумала я. Нет. Это был нож. Она ждала, пока в комнате станет тихо. Мы уже почти не дышали, ожидая, когда она заговорит. И наконец ее слова прорезали тишину.
– Сопредельные земли погибли, – сказала она. – Но мы живы.
Какое-то время она стояла молча, высоко вскинув руку с ножом. Все лица осиротевших детей Сопределья, окрашенные мерцающим светом, были повернуты к ней.
– Его тело мертво, но мы – его кровь.
Дафна подняла огненный взгляд на свой нож. Сейчас она походила на фигуру из колоды Таро – не здешней, из какого-то другого мира. Она опустила нож и полоснула себя по кончикам пальцев. Вытянула руку и стояла так – капая кровью на пол и не скрывая слез, бегущих по щекам. И даже я, несмотря ни на что, верила, что печаль ее неподдельна.
– Я скорблю о нашей утрате, – сказала она. – Скорблю вместе с вами. Вместе с вами истекаю кровью.
Я слышала, что и другие тоже начали всхлипывать. Даже по лицу Норы было видно, что она вот-вот заплачет. Мужчина рядом с нами поднес руку ко рту и укусил себя за большой палец – до крови, а затем поднял его вверх, чтобы Дафна видела. Какая-то женщина повторила этот жест. За ней еще одна. Парень в синих джинсах достал нож, разрезал себе большой палец и передал нож дальше.
Я сжимала и разжимала пальцы на раненой руке, чувствуя, как в горле поднимается комок. У меня мелькнула абсурдная мысль: убийцу, если он здесь, может привлечь запах крови. Вдруг этот плывущий по комнате металлический аромат выманит его из тени, и он подкрадется к кому-нибудь с оружием наготове.
Чья-то рука обняла меня за талию, и я подскочила от неожиданности.
– Идем отсюда, – шепнула София. – Спрячемся у меня.
Это она рассказала Дафне, догадалась я. О Ред-Хуке и о том, что я сделала. Кому же еще, кроме нее. Но она же и остановила меня тогда – не дала убить мужчину из моей сказки. Оттащила меня от края пропасти, когда я была на волосок от того, чтобы совершить непоправимое.
На пожарной лестнице нас ждала бутылка виноградной газировки и тут же – полгаллона дрянного джина и пара кофейных чашек, покрытых грязным налетом. София плеснула в чашки по глотку джина и разбавила газировкой. Мы уселись на лестницу, свесив ноги над городом. На улице было душно, а здесь волосы нам трепал беспокойный ветерок. Теперь, убравшись подальше от Дафны, я снова могла вздохнуть, и мне хотелось говорить о чем угодно, только бы не об убийствах, не о метро и не о Ред-Хуке. Хотелось вернуть ощущение тех времен, когда страх был всего лишь фоном моей жизни, а не заполнял ее целиком.
– Ну вот мы и осиротели. Наконец-то по-настоящему. – София подняла чашку, глотнула и едва сдержала рвотные позывы. – Тьфу. На следующие поминки принесу чего-нибудь получше. Когда этот мир будет гореть в огне, мы будем пить шампанское.
