– Ну вот, ты затащила меня сюда. Что молчишь?
– Господи, София. – Это вырвалось у меня само собой, как только я вгляделась в ее лицо. – Ну и паршивый видок у тебя.
– Сама такая.
– Извини. Я просто… Жаль, что ты не можешь поспать.
– Не жалей. Я уже и не помню, что это такое.
С меня словно кожу заживо содрали, обнажив все нервы. На глаза выступили слезы – я не успела их сдержать.
– Ох, Соф. Что же ты делаешь всю ночь?
– Знаешь, мы ведь с тобой уже давно знакомы, а ты меня в первый раз об этом спрашиваешь.
Она говорила без осуждения, но я все же почувствовала укол.
– Мне очень жаль.
– Толку-то от твоей жалости? – Она вздохнула и отложила вилку. – Теперь стало труднее. Теперь, когда Сопределья больше нет. В этом мире все такое тусклое, что ничего не разглядишь. Иногда смотрю на людей и вижу только их смерть, больше ничего.
– Ты никогда не говорила мне, как я умру. – Я сказала это так, будто пальцы в огонь совала: обожжет или нет? – Ты это знаешь? Видишь?
– Лучше спроси, вижу ли я твою жизнь.
– А ты можешь…
– Да. – Ее золотистые глаза смотрели прямо в мои зрачки. – Цвета нефти. На первый взгляд черная, а когда приглядишься – всех цветов радуги. Иногда очень темная. А иногда жемчужная.
– И ты можешь увидеть жизнь и смерть любого человека? И любого персонажа из Сопределья?
Она напряглась.
– Ты об убийствах спрашиваешь? Знала ли я заранее?
– Ты не думай, что я тебя обвиняю. Я знаю, что это не ты.
– Конечно, не я. И не ты?
Она с такой легкостью задала этот вопрос. Словно хотела сказать: «А если ты – ну и пусть. Ты мне все равно не разонравишься».
Я выпрямилась и уставилась ей в лицо, положив руки на стол.
– Я не имею к этому никакого отношения.
Выждав секунду, она кивнула и снова принялась за свою вафлю.
– У меня есть доказательство, если хочешь, – продолжала я. – Меня тоже кто-то пытался убить. Пару ночей назад, в метро.
– Странно, что в метро вообще так мало убивают, – невозмутимо отозвалась она. А потом: – Погоди. Ты что, серьезно, что ли?
Я показала на свой ободранный подбородок. А потом рассказала все, вплоть до разговора с Дафной в ее гостиничном номере.
– Выходит, это кто-то из нас, – сказала София. – Это ясно. О черт, а вдруг Робин? Он же любит и стихи, и песни, и всякие сказочные церемонии. И к тому же чокнутый, как шляпник.
– Да, но разве Робин умеет замораживать людей живьем?
– Ах, да. Черт, жаль. Это сделало бы его гораздо интереснее. – Она вздрогнула, но лицо у нее так и светилось. Я даже почувствовала какое-то извращенное удовольствие – в такой восторг ее привел рассказ о том, как я была на волосок от смерти.
– Так значит, я права? Они все умерли… как Женевьева?
– Говорят, что да.
– А мне ты и не подумала сказать?
– Я сама узнала только после смерти Хансы. А тут ты как раз вдруг объявилась на собрании, и я… не знала, что и думать. Наверное, ждала, что ты мне сама что-нибудь захочешь рассказать.
– Так ты правда думала… – Я вздохнула и откинула голову на спинку кресла. – Ну, если даже ты на меня подумала, тогда все остальные тем более.
– Некоторые. Может быть.
Я вспомнила Робина и все эти отчужденные лица на поминках. И шепот в залитой кровью ванной. «Трижды-Алиса…»
– Некоторые. Точно.
– Я с этим разберусь, – сказала она. – Скажу всем, что это не ты. Мне-то они поверят.
Я молча проглотила этот крошечный укол, мимолетное напоминание о том, что я там больше не своя. Я ведь сама решила уйти.
– Но кто же еще это может быть? Значит, кто-то еще умеет делать то же, что и я? И ему зачем-то нужны чьи-то… ну… части тела?
София пренебрежительно отмахнулась вилкой.
– Сказки – дело темное. Сама знаешь.
– Да, вот именно. Это похоже на сказку. Не просто зверства, а вот такие, необычные. Похоже, в городе объявился какой-нибудь ледяной король, который в сказке отрезал лодыжки своим женам.
– Лодыжки? – София провела пальцем по узору из кристалликов сахара – они рассыпались, как хвост кометы. – Ну и на кой ему такая куча лодыжек?
– Не знаю, – нетерпеливо ответила я. – И пока не выясню, не могу идти домой.
– Пока не выяснишь?..
– Да не про лодыжки, блин! – Я вытерла рот рукой, чувствуя, как нарастает досада. – Ты же видела сегодня то же, что и я? И тебе не страшно?
– Страшно? – Она произнесла это слово задумчиво, словно искала его в словаре. – Умереть, что ли? Нет, не страшно.
– Ну, для тебя все иначе. Ты же все равно не можешь… умереть.
– Да, я знаю, – сухо ответила она.
Я представила, как Финч где-то далеко вспоминает меня прежнюю, лучшую. Представила, как Элла спит на диване и ей снится домик у красных скал, где можно увидеть рукав галактики с заднего двора.
– Ты сказала, – осторожно начала я, – что я должна быть уверена.
– Не вздумай, – тут же перебила она.
– Соф. Я даже домой пойти не могу. Кто-то пытался убить меня и может попытаться снова. И я все время делаю ей больно. Маме. Раз за разом. Не нарочно, конечно, но какая разница? После всего этого, когда я все выясню, мне, наверное, придется уйти. На этот раз по-настоящему. Распрощаться с Сопредельем.
Она кивнула, и на мгновение мне даже показалось, что она понимает. Но тут же ее губы по-кошачьи изогнулись.
– Ты что, правда не понимаешь? Сопределье – это же не страна, это мы. Куда ни пойдешь – там и будет твое Сопределье.
Она вслух сказала о том, чего я боялась, и это меня разозлило.
– Я здесь выросла. Вся моя жизнь прошла здесь, все детство.
– А сколько жизней ты прожила в Сопределье? Не один десяток? Думаешь, ты особенная – только потому, что кто-то в этом мире тебя любит? Это еще ничего не значит.
– Именно это и значит, – огрызнулась я. – В этом и есть смысл существования всего этого мира, черт бы его побрал.
– Это не наш мир.
– Не твой.
Подошла официантка с кофейником, посмотрела на нас, склонившихся друг к другу через стол, и снова отошла.
– Ты сказала, что у меня есть выбор, – прошипела я. – Сказала, что мне самой решать.
– Верно. И ты решила.
– Я чуть не убила человека. А здесь это не шутки. Я видела мертвую девушку в ванне, замороженную. Изуродованную. Меня саму чуть не убили. Тебя не волнует, что я могла умереть? А я-то думала, ты моя подруга!
