Иоланта представила Финча с таким видом, будто срывала драпировку со статуи.
– Утильщик, только что из Сопределья.
– Из Сопределья? Утильщик? Да что там сейчас собирать-то? – Старуха потерла щетинистый подбородок. – И поделом ей, скажи, а? Ну, нечего тут краснеть. Давай показывай, что там у тебя. Мне не привыкать.
Финч сунул руку в сумку, вытащил первое, что подвернулось, – подзорную трубу из дома Хансы – и выложил на прилавок.
Бабушка Джун так и ахнула. Рука у нее дернулась, чтобы схватить трубу, но замерла в воздухе. Наконец она осторожно взяла вещицу и поставила на ладонь, будто на весы.
– Ну как? Угодила я тебе? – Глаза Иоланты лукаво щурились.
Джун будто не слышала.
– Видала я семя, прежде чем оно стало цветком. Видала младенца, прежде чем он обратился в прах. А вот такого еще не встречала.
– А что это? – спросил Финч, борясь с желанием выхватить у нее трубу. Еще неизвестно, стоит ли ее продавать.
Женщина протянула трубу ему.
– А ты погляди в нее.
Финч уже глядел, еще в Сопределье, но теперь попробовал снова.
– Ничего. – Он медленно покрутил ее в пальцах. – Даже не увеличивает.
Джун снова взяла трубу, тронула какое-то невидимое колесико, и труба вдруг раздвинулась: в ней открылась еще одна секция
– Теперь смотри.
Финч послушно поднес к глазу окуляр и ахнул. Ему сразу вспомнилось, как он впервые погрузился под воду, когда плавал с родителями на Сейшельских островах. Только что перед ним была скучная поверхность воды, и вдруг – удивительный мир разноцветных рыб и таинственного рассеянного света.
– Почему я это вижу? – спросил он. – И что я вижу?
– Прошлое, – проговорила Джун легким, переливчатым голосом. – Может, вчерашний день, может, прошлый год, а может, то, что было десять лет назад.
– Еще раньше, – сказал Финч. Перед ним была девочка с глазами будто из матового стекла. Она бродила по той же самой лавке, но и лавка выглядела иначе – светлее, опрятнее, повсюду разные вещицы, которым и названия не придумаешь. Девочке было лет четырнадцать, она была легкой, как стрекоза, с кожей цвета гречишного меда. Она уселась на заставленный всякой всячиной прилавок и повернулась к Финчу. И тут же пригвоздила его к месту своими светло-зелеными глазами. Ему словно ледышку за шиворот бросили, и он тут же опустил руку с трубой.
– Ну? – нетерпеливо спросила Джун. – Что видел?
– Девочку. Очень красивую, с такими же глазами, как у тебя. И, кажется, она тоже меня видела.
– Так это же я и была! – воскликнула Джун. – То-то я сразу подумала – лицо у тебя знакомое. Хороша я была, а? Всем на горе, а особенно себе самой.
– Есть и еще кое-что, – сказала она, снова забрала у него трубу и выдвинула третью секцию. – Будущее. – Она прищурилась. – Гляди, если хочешь, только уж что увидишь, держи при себе. Я уже старая, мне и так нетрудно угадать, что меня ждет.
Финч потянулся было к трубе, но покачал головой.
– Поверю тебе на слово.
– Вот и умница. Одна эта труба уже стоит немало, но давай-ка посмотрим, что у тебя там еще.
Следующие час или два были полны чудес и открытий. Иоланта сидела по-турецки на полу и ухмылялась, глядя, как старая лавочница показывает Финчу, на что способны его сокровища.
Она велела ему уколоть палец хрупкой золотой иголкой, найденной в полуразрушенной башне, и рассмеялась над его испугом, когда иголка облетела вокруг и соткала рубашку прямо у него на спине. Детский башмачок оказался оберегом – приносил здоровье ребенку, который его наденет. Зеркальце, если его потереть, показывало, как сейчас выглядит твоя настоящая любовь. У Финча дрогнуло сердце, и он сунул зеркальце старухе обратно, не глядя. Тогда Иоланта тоже протянула руку, чтобы взглянуть, но бабушка Джун выхватила у нее вещицу:
– А тебе нельзя. Тем более здесь.
Иоланта поджала губы и тут же принужденно рассмеялась. Финч отметил про себя эту странность.
Увидев орех, старуха только головой покачала.
– Так сразу и не скажешь. Может, там платье из звезд, а может, плащ из пепла. Или белый кот. Или просто орех как орех.
Она осторожно взяла серебряную ручку, постучала пальцем по кончику. Стала писать, и слова таяли на бумаге – не успевала она дописать следующее слово, как предыдущее уже исчезало. Джун хлопнула в ладоши.
– О, это вещица ценная. Генеральская ручка.
– Что?
Она прекрасно понимала, что он ничего не знает, но нарочно выжидала, чтобы он спросил.
– Генералы пишут такими ручками донесения своему королю или королеве – можно не бояться, что перехватят. Ею можно написать кому угодно о чем угодно, и письмо само найдет адресата и никогда не попадет в чужие руки. И следов никаких не останется. Конечно, чаще всего так условливаются о свиданиях, или любовники в разлуке друг другу пишут. – Она ухмыльнулась, увидев его лицо. – Так-так! Кто-то другой мог бы подумать, что я только что убедила молодого человека оставить эту вещь себе.
Он пожал плечами («А что ты мне сделаешь?») и положил ручку в карман.
– Заранее не угадаешь, когда выпадет случай назначить свидание.
– Мудрые слова, – сказала Джун. – Теперь смотри сюда: вот этими весами моряки штормы отводят. Бывает, что и сами топятся потом от несчастной любви, а все-таки вызвать русалку – самый верный способ усмирить опасные волны…
Плату за свои сокровища Финч получил пачками зеленой бумаги, тонкой, будто папиросная.
– Что это?
– Мы это называем – золото фей, – пояснила бабушка Джун. – Старая шутка. В любом мире они превратятся в ту валюту, которая там в ходу. И храниться будут до тех пор, пока не пройдут семь раз через семь пар рук.
– То есть… после того как их подержат в руках сорок девять человек, они снова превратятся в кусочки зеленой бумаги?
– Верно. Тогда на твой след уже никто не выйдет.
– Да, но как же тот, сорок девятый?
– Ты лучше за пятидесятого переживай. Или предпочитаешь, чтобы я с тобой местной валютой расплатилась?
Иоланта с силой пихнула его локтем, и он молча забрал «золото фей».
Когда они уже собирались уходить, бабушка Джун схватила узловатыми пальцами Иолантины часы с пустым циферблатом.
– А это? Не хочешь продать?
Иоланта вырвала у нее из рук часы и сунула за пазуху.
– Не сегодня, бабушка, – сказала она, и голос у нее был твердым, как железо.
Финч про себя решил, что к часам тоже стоит приглядеться.
Когда они вышли за дверь, его сумка с сокровищами была пуста, так и не проданный грецкий орех лежал в кармане куртки, а генеральская ручка – в нагрудном кармане новой рубашки, которую только что сшила ему золотая игла. Хорошая вышла рубашка. Немного пиратского вида, зато мягкая. Финча охватило чувство, какое бывало в школе в первый день занятий – чувство неизбежности. Очевидно, сейчас они с Иолантой поделят деньги и расстанутся. Он задумался – может быть, в какой-то из тех книг в серой библиотеке найдется история, которая перенесет его обратно на Землю? Но готов ли он наконец ее открыть?
