Элла достала кошелек и выложила на стойку две двадцатки.
– А что, если виски вы мне принесете сейчас, а деньги заберете в восемь?
Бармен пожал плечами, медленной струйкой налил «Вайлд турки» в пластиковый стаканчик (чего и ждать от такого заведения) и забрал деньги.
Элла взяла стаканчик и глотнула сразу половину, даже не поморщившись. Осторожно поставила стаканчик на стойку.
– Хочешь, расскажу тебе историю?
В нашей семье это непростой вопрос. Я была не уверена, хочу ли слушать.
– Есть одна сказка, которую я почти забыла. Алтея как-то мне рассказывала, очень давно. Я тебе никогда не говорила?.. – Она осеклась и покачала головой. – Ну конечно, нет. Я же тебе вообще ничего не рассказывала о своей матери. И до сих пор не рассказываю.
– Ничего. Тебе трудно об этом говорить, я понимаю.
– Нет, не понимаешь. И не поймешь. Там девятнадцать лет сложной истории, мы не будем сейчас в это вдаваться. Не забывай, я росла в «Ореховом Лесу». В этом шизанутом, долбанутом, трижды проклятом месте. Между двумя мирами. Ни в одном и ни в другом.
Можешь представить, каково было там жить, когда жуть с каждым днем нарастала. Все эти существа выползали из леса, а я все пряталась от них и иногда начинала думать, что я сама такая, как они. Но это… – Она снова глотнула виски. – Это мы отложим до другого раза.
Нет. Мы обе знали – всего она мне никогда не расскажет.
– Быть дочерью Алтеи было нелегко и раньше, до того как мы переехали в «Ореховый Лес». Случайно обронишь слово – и она из этого такую сказку сплетет, что от нее потом несколько месяцев не отвяжешься. А в кошмарах еще годами будет сниться.
Алтея с Пряхой были… нет, не подругами. В лучшем случае – давними соперницами. Иногда они встречались за чашкой чая на краю «Орехового Леса». – Элла улыбнулась и взглянула мне в лицо. – Не ожидала? Ну, знаешь, от скуки с кем только не сойдешься. Это было уже после того, как умер мой отчим, и люди давным-давно перестали у нас бывать. Алтея уходила на эти встречи вся разодетая, как какая-нибудь Норма Десмонд. Даже когда я была маленькой, и то тяжело было смотреть. А потом она приходила домой и пересказывала мне все их разговоры, как будто из обычных гостей вернулась. Ну, для нее, наверное, так и было. Наверное, для нее это и было единственно нормальным общением. Обитатели Сопределья обращались со мной как с живым талисманом, как с эльфийским подменышем… я была неприкосновенна. А вот с Алтеей шутки шутили. Или хуже того – вообще забывали о ее существовании. О господи, ты и представить себе не можешь, как она была одинока.
– Итак, – продолжала она, отставив стакан. – Итак, в один прекрасный день Алтея пришла домой после такого чаепития и рассказала мне историю. Она мне много историй рассказывала, меня уже тошнило от них, но эту я запомнила. Потому что в этот раз она рассказывала… так, как будто гордилась тем, что ее услышала. Хоть она и терпеть не могла Пряху, а «Кулэйд» у нее тоже пила, и, по ее словам, это была первая сказка, которую рассказала ей Пряха.
Она называется «Страна Ночи». И это даже не сказка.
28
В сказках кровь всегда льется рекой. Но это не сказка.
Это история о любви.
В настоящем мире, где кровь была красной, как яблоки, как закушенные губы, и ее можно было пролить только один раз, жила-была девочка.
Ну конечно. Как всегда. Девочка.
Эта девочка не была ни жертвой, ни победительницей. Ни служанкой, ни принцессой, ни матерью, ни ведьмой. Просто девочка с ободранными костяшками пальцев и любопытными глазами, от которых ничто не укроется. Она не была хорошим человеком – вернее сказать, она просто не умела быть человеком. И неудивительно – ведь она жила в мире, где от девочек вообще не ждали, что они будут что-то уметь. Но ее не интересовали правила и границы, установленные для ее пола, поэтому она просто не обращала на них внимания. Она была одержима одним: ей хотелось понять, как устроен ее мир. Что им движет.
Она была хоть и не принцессой, но, по крайней мере, дочерью весьма могущественного мага. А мать ее умерла. Все-таки, пожалуй, это немножко сказка.
Воспитывать девочку без матери было некому, и маг решил, что она вполне способна воспитать себя сама. Он подарил ей свободу, доверие и библиотеку, где можно было рыться в книгах сколько угодно. Девочка не была фантазеркой, однако книги волшебных сказок ее завораживали. Такие сказки существуют во всех мирах. Она любила в них не чудеса, а строгость формы, безжалостную черно-белую симметрию. Ее часто оставляли одну, но у нее всегда были книги, и потому она никогда не чувствовала себя одинокой.
Ее отец был очень плохим человеком, но очень хорошо умел это скрывать и приобрел могущество благодаря своему влиянию на властителей их мира. Один за другим эти властители умирали, а он, бесценный и незаметный, всегда был тут как тут, готовый поддержать их преемников. И вот пришло время, когда править стало некому – остался только он сам со своей странной красавицей-дочерью.
Она и правда была очень хороша собой. И достаточно мудра, чтобы понимать, как опасно быть красивой в этом мире, если ценишь знания и свободу их добывать превыше всего остального. Пока отец, так гордившийся блестящим умом своей дочери и открывший ей доступ к тайнам своего мастерства, занимался государственными делами, она была предоставлена самой себе.
Некому было заманить ее в темный лес – не было рядом ни волка, ни мачехи, ни злой колдуньи. Только книги, любопытство и железная воля.
Первым волшебством, которым она овладела, было искусство менять лица. В этом мире маленькие чудеса были обычным делом, и все, кто мог, старались с их помощью облегчить себе жизнь. Но такое преображение было уже не маленьким волшебством: однажды сменив лицо, маг уже не мог вернуться к тому, что дано ему от рождения. Девочка рассталась со своим настоящим лицом, сменила его на другое, невзрачное, чтобы можно было делать что хочешь, не привлекая к себе внимания. Только глаза она не смогла изменить – серебристо-голубые глаза неповторимого оттенка, удивительного, как лед в летний день, и по этим глазам отец узнал ее, как только увидел. Он не произнес ни слова осуждения или похвалы, только погладил ладонью ее новое лицо. Он не любил нежностей, и жест этот выражал не ласку, а признание: один маг отдавал должное мастерству другого.
С этого дня он предоставил ей полную свободу для работы. Он никогда не заговаривал о том, чтобы выдать ее замуж, лишь нетерпеливо ждал, какие новые знания она добудет и какую выгоду из них можно будет извлечь.
За выгодой дело не стало. Ее мастерство росло, развивалось, становилось все более тонким и неуловимым. Она родилась прекрасной дочерью простолюдина, а стала невзрачной дочерью короля, и казалось, ничто не могло остановить их путь к вершинам власти и славы.
