Женщина прошла к пьедесталу в центре зала. Вэн успел разглядеть гладкие чёрные волосы и плащ с высоким воротником и пауком на лацкане.
– Кто это? – спросил Вэн, смотря ей вслед.
Валет что-то пробормотал в ответ.
– Выборщица? – переспросил Вэн, который был точно уверен, что раньше ему уже доводилось слышать этот термин.
– Выморочница, – сказал Валет и вытолкнул Вэна через двери наружу, в темноту. – Когда кто-то в верхнем мире умирает, мы это отмечаем. Потому что их сохранённые желания тоже умирают. А мёртвые желания – опасная штука.
Вэн узнал о мёртвых желаниях несколько недель назад. Стержень говорил, что это самые опасные желания из всех: их невозможно предсказать или контролировать. Он называл их «чистым хаосом». Эти слова всё ещё эхом звучали в голове Вэна, пульсируя ярким, словно заточённым в бутылку светом.
Вэн и Валет начали подниматься по длинной лестнице.
– Что с ними происходит? С мёртвыми желаниями? – не смог не спросить Вэн.
– Мы их храним, – коротко ответил Валет.
– Где?
– В безопасном месте.
– Безопасном! – каркнул ворон.
Поднимаясь, Вэн смотрел вниз через перила. Внизу зияла чёрная яма. Он подумал обо всём, что спрятано там, внизу, и обо всём, что можно там спрятать, о коридорах, которые никогда не видел, и запертых комнатах, в которых никогда не бывал. А потом он прибавил шагу.
Они прошли мимо Календаря и Атласа, пересекли огромный парадный зал, торопливо поднялись по последней узкой лестнице и вернулись в офис Городского коллекционного агентства.
Ночь снаружи была сырой и тихой. Город накрыло туманом. Уличные фонари окружала дымка, делая их похожими на гигантские светящиеся ватные палочки. Здания исчезали во мгле на высоте нескольких этажей. Луна и звёзды так хорошо прятались, словно их вообще не существовало.
Вэн вгляделся в туман, ожидая появления кареты с велосипедами. Но Валет уже свернул налево.
Валет пробормотал через плечо что-то похожее на «сложности всё загубят». У Вэна не было ни сил, ни смелости, чтобы попросить его повторить. Он просто молча последовал за Валетом.
Они шли по тихим улицам, где машин было мало, а фонари светили тускло. Валет, подняв воротник, размашистыми шагами шёл вперёд. Вэн дрожал от холода и сырости.
Вскоре они дошли до маленького парка, где вокруг маленького журчащего фонтана росли живые изгороди из сирени и стояло несколько зелёных скамеек. Вэн почувствовал запах листьев, гниющих в ржавой воде.
Старушка в потрёпанном свитере вошла в парк с другой стороны. На глазах у Вэна она вынула из кошелька монетку и бросила её в фонтан. Вэн не увидел и не услышал, как и где монетка приземлилась, но увидел, как старушка на мгновение прикрыла глаза, словно молилась. Повернувшись, она медленно, ковыляя, ушла во тьму.
Валет поднял руку, показывая, что нужно остановиться.
– Лемуэль, – скомандовал он.
Ворон взлетел над парком. Он завис над фонтаном, прорезая воздух крыльями, словно ножницами, и спикировал к воде. Через секунду он уже вернулся на плечо Валета, держа в клюве блестящую монетку.
Лемуэль бросил монетку в руку Валета.
– Ещё есть? – спросил Валет.
– Нет! – каркнул ворон.
Вэн не понял, что же именно произошло дальше, хотя раньше ему уже доводилось такое видеть.
Когда Валет коснулся монетки, из неё появился какой-то свет, словно из простого конверта извлекли золотую открытку. Валет убрал светящееся желание в один из многочисленных карманов своего плаща. Монетку он протянул Вэну.
– Вот.
Вэн посмотрел на пенни, которое держал в руках. Оно было тусклым и немного мокрым, а на ощупь вызывало странное ощущение – словно когда-то было живым, а теперь нет. Он повернулся в ту сторону, куда ушла старушка. Напоминание о том, что желания забирают из мира каждый день, что шансы на сотворение магии прячутся в клубах свечного дыма и мокрых монетках, словно сделало ночь ещё темнее, чем раньше. Но Валет пошёл дальше. Тяжёлыми шагами Вэн направился за ним.
Он дождался, пока Валет пройдёт через луч фонаря, и позвал:
– Э-э-э… Валет?
Валет резко развернулся и хмуро посмотрел на него. Оглядев пустынную улицу, он отозвался:
– Что тебе?
Вэн внимательно смотрел на заострённое лицо Валета.
– Мне интересно, но некого спросить… раз уж Галька пропала… – Он коснулся монетки, лишённой желания, в кармане. – Почему я вижу желания, слышу Созданий и замечаю всех вас, а больше никто не может?
Валет тихо фыркнул.
– …Нам и самим интересно.
– Вы не думали… – продолжил Вэн, – что… может быть… кто-то в моей семье был Коллекционером, и…
Но Валет уже качал головой.
– Это так не работает. Ты родился, правильно? У тебя есть мама?
– Да. У меня совершенно определённо есть мама.
Валет сложил руки на груди.
– Мы предполагаем, что… ну ты просто такой. Замечаешь вещи, на которые не хотят тратить время другие, правильно? Ты видишь и слышишь немного не так, как все?
Вэн кивнул.
– Может быть, дело как раз в этом и есть.
– Тогда… есть ли другие нормальные люди, которые видят и слышат вас? Как я?
Валет хмуро посмотрел на Вэна.
– По меньшей мере один.
Им не нужно было произносить его имени. Вэн и так знал, что это старик с морщинами вокруг глаз и в безупречно белом костюме.
Айвор Фэлборг.
Валет повернулся и пошёл дальше.
На углу улицы, где стоял дом Греев, он остановился и кивком показал на покрытый туманом тротуар, ведущий к каменному крыльцу.
– Будь осмотрительнее, следи за ней, – пробормотал он.
Нет. Я останусь и посмотрю здесь. Вот что на самом деле сказал Валет. Тем не менее слова, которые почти услышал Вэн, лохмотьями повисли на его сердце. Словно он вообще хоть когда-то переставал искать следы Гальки. Или когда-либо перестанет.
– Доброй ночи, – сказал он, потому что уходить молча показалось ему грубым.
А потом пошёл по тротуару, по-прежнему потирая монетку пальцами.
Вэн дошёл до крыльца Греев. Он за сегодня преодолел сотни ступенек, но эти последние оказались самыми сложными. Вэн затащил себя на первую широкую ступеньку, потом остановился и оглянулся на просторную улицу позади.
Туман наполнял воздух мягкими серыми призраками. Вэн с трудом мог разглядеть ряд домов, стоявших на другой стороне улицы: окна были тёмными, свет не горел. Угол улицы в тумане вообще не был виден. Если Валет и Лемуэль и были ещё там, они его тоже не видели – в этом он был уверен. Тем не менее его всё равно преследовало чувство, словно он не один. Словно кто-то следит за ним.
