Коллекция музыкальных шкатулок, собранных мистером Фэлборгом.
На столе рядом с Вэном стояло что-то похожее на огромный металлический вьюнок. Его стебель рос из деревянной коробки. На глазах Вэна завертелся цилиндр на коробке.
– Мэйбл, – позвал голос мистера Фэлборга. – Мэйбл, Мэйбл.
Вэн взялся за крутящийся цилиндр. Голос смолк. В комнате воцарилась тишина.
Облегчение, а потом новая волна тревоги. Это что, хитрый трюк? Что вообще происходит?
– Я здесь! – послышался голос Гальки откуда-то из темноты.
Вэн почувствовал облегчение. Но с одним слуховым аппаратом ему было ещё тяжелее понять, откуда же доносится голос.
– Галька? – крикнул он в ответ.
Он оглядел расставленную как попало мебель. Галька прячется за столом? Или застряла в большом деревянном шкафу? Где ей ещё быть?
Вблизи снова зазвучал голос мистера Фэлборга.
– Мэйбл…
Вэн развернулся. Машина снова завелась, цилиндр крутился всё быстрее, и имя превратилось в скандирование.
– Мэйбл, Мэйблмэйблмэйбл…
Прежде чем Вэн успел схватиться за цилиндр, его остановил другой звук. Громкий, лязгающий металлический звук – очень старая музыкальная шкатулка заиграла вальс. Слева от Вэна заработала ещё одна машина, её чёрный диск закрутился, и в комнате загремел голос сопрано. Потом, похоже, зазвучали трубы. Вэну показалось, что он услышал орган. А потом, один за другим, включились все музыкальные шкатулки в комнате.
Крутились диски. Звенели ключи. Шум сгущался в воздухе, и у Вэна перехватило дыхание. Он, шатаясь, отступил к двери, чувствуя, словно балансирует на высоком уступе, и со всех сторон его хлещут дождь и ветер.
К шторму присоединился ещё один звук, громкий, бухающий. Вэн не мог понять, откуда он доносится: производит ли его одна из машин или это что-то совсем другое. Но звук был достаточно громким, чтобы из-за него трясся пол.
Вэн попытался сосредоточиться на этом чувстве. Однако музыка грохотала всё громче, а стук становился всё быстрее. Шум скапливался в его голове до тех пор, пока она не начала болеть.
Вэн, шатаясь, вернулся к двери. Он собирался уже выйти обратно в тёмный коридор, оставив ужасный шум за спиной, но тут услышал крик.
Он был настолько пронзительный, что Вэну показалось, словно его обмотали колючей проволокой. Слишком ясный и резкий, чтобы его издала машина. Это крик чьей-то боли. Настоящей. Крик, который звучал у него внутри.
Вэн бросился обратно в комнату.
Он вырывал рукоятки из механизмов, захлопывал крышки звенящих музыкальных шкатулок. Один звякающий механизм Вэн столкнул на пол, и он развалился на мелкие куски.
Но крик уже прекратился. Шум сбил его с пути.
– Я здесь! – позвал его голос Гальки.
Запись голоса Гальки.
Как он не понял этого раньше? Голос не настоящий, и не был настоящим – всего лишь ещё один трюк.
Разъярённый Вэн пробежал через ряд высоких шкафов, расталкивая их, и в углу на столе, накрытом бархатной скатертью, нашёл ещё один металлический вьюнок. Под ним крутилась пластинка.
– Я… – сказал голос Галька.
Вэн вытащил пластинку из-под иглы. Голос Гальки смазался и исчез. Он швырнул пластинку в другой конец комнаты, она ударилась о стену и разбилась.
Вэн поднялся, тяжело дыша и пытаясь воспользоваться остатками всех имеющихся чувств. Он игнорировал кружащиеся диски и движущиеся ключи – это всё не важно. Он ждал. А потом прямо под ним, в тени, куда не доходил лунный свет, Вэн увидел едва заметное движение. Движение чего-то живого.
Вэн упал на колени и стал водить ладонями по полу. Он нащупал что-то движущееся и осторожно обвёл его рукой, щурясь в темноте. Это была не музыкальная шкатулка. Плоская деревянная основа с закреплёнными на ней металлическими деталями; коснувшись её сбоку, Вэн нащупал ряд острых, неровных зубьев.
Крысоловка. Большая.
А между зубьями и металлическим рычагом лежал Барнавельт. Его серебристая шубка была обагрена кровью.
Барнавельт тоже пошёл на голос Гальки.
19
В ловушке
Сердце Вэна провалилось куда-то в желудок.
– Барнавельт. – Он наклонился ближе. – Ты меня слышишь?
На этот раз белка не ответила.
Мягко, насколько смог, Вэн оттащил ловушку туда, где светила луна.
Глаза Барнавельта были закрыты. Тело сотрясали судороги. Металлические зубья схватили его с одной стороны, за заднюю лапу. Там, где Вэн тащил ловушку по полу, остались следы крови.
Сердце Вэна ушло в пятки вместе с желудком. Он отчаянно схватился за металлический рычаг, но не нашёл кнопку, которая его поднимает. А просто поднимать его было опасно: что, если ловушка сработает снова? Он настолько сосредоточился на ловушке, что какое-то время даже не слышал голоса, выкрикивавшего его имя.
– ВЭН! – кричал голос. – ВЭН!
Вэн прислушался. Голос не записанный, а настоящий. И вообще из-за пределов комнаты.
Когда последние несколько музыкальных шкатулок закончили играть, он снова услышал голос.
– ВЭН! – кричал он. – ВЭН, ВЫТАЩИ МЕНЯ ОТСЮДА!
Галька.
Вэн прижал к груди ловушку с белкой осторожно, словно только что выдутый стеклянный сосуд. По его рубашке потекли тёплые струйки крови.
Стук стал громче, когда он выбежал в коридор. Крики Гальки тоже приблизились.
– ВЭН! ВЫТАЩИ МЕНЯ!
Дверь на другой стороне коридора тряслась от ударов.
Вэн взялся за ручку и повернул её в сторону. Дверь распахнулась.
– …даже не… закрылась и заперлась за мной! – закричала Галька, выбегая в коридор. – Я кричала и кричала, и…
А потом она увидела, что Вэн прижимает что-то к груди. По её лицу пробежал ужас.
– Что…
– Барнавельт, – сумел ответить Вэн. – В крысоловке.
Галька затащила их в комнату с высокими окнами. Повсюду располагались стеллажи, уставленные антикварными игрушками; недвижимые животные и нетронутые куклы смотрели вниз пустыми взглядами.
Вэн поставил Барнавельта в ловушке на пол перед окнами. Единственным звуком, который издал Барнавельт, был не то писк, не то вздох, настолько тихий, что Вэн едва его расслышал.
– …Возьмись за обе стороны, – сказала Галька. Голос у неё был такой, словно она проглотила что-то острое.
Вэн взялся за крысоловку обеими руками. Галька осторожно сунула пальцы под металлическый рычаг и отвела его назад.
Барнавельт не шевельнулся. Перестал даже подрагивать.
