В общем, земляне у меня вызывали сентиментальные чувства, и что с того, что у этих созданий кости в щупальцах? Нередко (особенно после того, как я овладел парой языков) возникал соблазн предстать перед ними и объяснить, что погибать им нет никакой необходимости, что повсюду вокруг процветает мощное братство, страстно мечтающее принять их в свои объятия. Я по-мальчишески примерял на себя роль спасителя, хотя, конечно, понимал, что со своими семью зелеными щупальцами в глазах землян выглядел бы дико. (Впрочем, если бы дошло до дела, я бы придумал, как их не напугать.)
Через пару оборотов меня вконец одолели мрачные предчувствия. Я даже поймал себя на младенческом развлечении – скручивал щупальца в фантастические фигуры. В этих играх нам равных нет – папаня, к примеру, великолепно изображает морды разных животных. И я решил: хватит киснуть, надо вернуть хорошее настроение.
К этому времени я успел подружиться с юным гептопусом по имени Таб. Он обладал острым логическим умом, а землянам симпатизировал даже почище моего. Зато Стражей Разума и полицейских тихо презирал, притом что Свод запретов вызубрил на совесть – я его проэкзаменовал. Родители у Таба тоже были интеллектуалы, на турбазе они серьезно вкладывались в организацию туристических фестивалей, и стыдно признаться, иногда мне казалось, что по части стиля им уступают даже папаня и маманя.
Когда мы с Табом познакомились, я решил: вот он, мой шанс создать Патруль юных разведчиков. Но вскоре раздумал – больно уж умен этот пацан для таких игр.
Таб фонтанировал блестящими идеями, которые можно было с ним увлеченно обсуждать, и интересной, хоть и сомнительной в плане морали информацией. Например, от него я узнал, что прогрессивная фракция Стражей Разума разработала недеструктивные методы развития младенческих рас, но консервативное большинство устроило ей обструкцию.
Пару раз я прокатился на блюдце Таба. Его семья изучала Землю чинно и обстоятельно, без хохмочек, которые у нас позволяла себе даже маманя. Отец Таба находил самые красивые ракурсы. Эти гептопусы показали мне несколько своих любимых мест; особенно им нравилась лесистая гора, увенчанная куполом – надо полагать, с какой-то разновидностью телескопа внутри. Мы там сели, и я вышел размять щупальца. Конечно, не возле купола гулял, а на склоне – там нашлась прогалинка. Маманя Таба сказала, что это место секретное, другие туристы его еще не открыли, и попросила никому не рассказывать. Пришлось пообещать, хоть я и не понял, что тут такого расчудесного, – симпатично, но не более того. Мы отдохнули на этой горе, от нечего делать пошпионили за землянином, который выскочил из домика и давай рыскать вокруг, как будто почуял нечто из ряда вон выходящее. Потом пробормотал что-то вроде «привидится же» на местном жаргоне (из тех, что я выучил; называется «американский»), даже руки раскинул и воззвал этак торжественно: «О призраки, если вы здесь, явитесь же!» И отец Таба резко ответил «нет», хоть я и не слышал, о чем Таб спрашивал или что предлагал. А в памяти это лишь потому застряло, что и отец Таба, и сам Таб замерли, когда поняли, что я мог следить за их разговором.
И мы тотчас же отправились восвояси.
А однажды Таб полетел на нашем блюдце. С моими был вежлив, но помалкивал, как ни старался папаня его разговорить, и сложилось у меня впечатление, что не по душе Табу наше отношение к происходящему. И дружба между нами после этого основательно остыла.
В конце концов я рассказал папане о моих личных симпатиях к землянам и о том, что чувствую вину перед ними, – возможно, они обречены, а я не пытаюсь им помочь.
А папаня смотрит на меня очень-очень серьезно и говорит:
– Теперь, сынок, ты понимаешь, почему Свод запретов так чертовски суров? Не забывай: гептопус, хоть и создал мощнейшую цивилизацию, остался зверем, причем самым необузданным во Вселенной: свирепым, безрассудным и кровожадным. В сравнении с ним йорфис – невинная зеленявка. Это мы-то цивилизованные? Ха! Как мой шестой глаз! Чтобы держать нашего брата в узде, нужны ограничения! Тьма-тьмущая строжайших ограничений!
Пожалуй, папаня ударился в романтику, характеризуя нас, гептопусов, такими словами. И все же вынужден признать: меня до кончиков щупальцев проняла гордость с примесью смущения.
Это что же получается, я семирукий убийца? Ха!
Еще и трех оборотов не минуло, как я убедился: папанино мнение о гептопусах – реализм чистой воды! Но не только это заставило меня переменить отношение. Очень уж много накопилось мелких инцидентов, чтобы можно было и дальше их игнорировать или истолковывать как-то щадяще.
Я вот что имею в виду: большинство туристов, и в первую очередь гептопусы, путешествовали на своих блюдцах настолько беззаботно, что земляне замечали в небе инопланетные летательные аппараты.
Подтверждения этому мы получали и раньше (одно я уже упоминал), но считали свои грешки безобидными исключениями из правила. Теперь же правилом стали хулиганские полеты, а Свод запретов был самым бессовестным образом забыт.
Туристские блюдца утратили прозрачность – бьюсь об заклад, с тех пор как их раздал директор турбазы, они не покрывались аэровоском.
Даже наше блюдце было в подозрительных потеках, ведь мы не натирали его надлежащим образом, а просто ляпали второпях вязкую массу. И не припомню, чтобы мы хоть раз приняли меры против образования конденсационного следа.
Сдается мне, пилоты таких блюдец, прозванные папой замарашками, специально зависали над деревнями землян, выписывали фигуры высшего пилотажа над городами, пикировали на известные нам атомные объекты, играли в «кто первый свернет» с земными летательными аппаратами… Чего они только не вытворяли!
Некоторые – вы не поверите! – даже сбрасывали мусор. Папаня сказал, что подобное поведение никакой логикой объяснить невозможно. Значит, приходится просто верить.
Земной ночью хулиганы летали на бреющем, да не где-нибудь, а вдоль дорог, и нарочно сигналили огнями наземным транспортным средствам. Силуэты блюдец туземцы видели на фоне луны… да где их только не видели. Замарашки даже в стаи сбивались, по пять, а то и по семь, и устраивали форменные воздушные парады!
До нас доходили слухи о высадках туристов, подчас в населенном месте, и устроенных там шумных гулянках. Такое и правда в голове не укладывается! Мне вспомнилось папанино «просто верить». Я и поверил, но у меня думательные щупальца в узлы связались.
В общем, мелкие шалости переросли в настоящее буйство, в праздник непослушания, как в детском саду, и участие в нем приняли большинство туристов. И на фоне этого непотребства даже малолетний правонарушитель (то бишь я – так меня частенько называет папаня) выглядел убежденным законником.
На турбазе тоже царила веселая атмосфера, точнее, атмосфера хихикающей истерии, до того ядреная – казалось, легко сквасит межзвездное пространство в съедобное сладенькое желе. Туристы, претендовавшие на суперкультурность (да, и гептопусы тоже), вели себя как примитивные безмозглые пьяницы.
Очень немногие семьи не поддались деградации, и в их числе семья Таба. Наша дружба потеплела вновь.
