Она укоряла себя, поначалу лишь слегка, за то, что ничего не сделала для предохранения. Дело в том, что нам – вопреки всем разумным предположениям избежавшим горячей смерти благодаря непредсказуемо высокой сопротивляемости лучевой болезни – очень часто удается избежать и бесплодия. И теперь она говорила себе, что, если забеременеет, ее ожидают впереди неприятности, в которых ни одному мужчине нельзя доверять ни на секунду.
Она задумалась об этом и, будучи вполне практичной мертвоземелицей, напомнила себе, что женщины, как правило, не так порывисты, смелы и изобретательны, как мужчины, и поэтому всегда лучше нанести удар первой. Она могла решить, что я тоже умный и практичный человек, способный понять ее затруднительное положение – и поэтому еще более опасный для нее. Она чувствовала, как внутри снова начинает расти желание номер один, и теперь прикидывала, не будет ли благоразумнее обеспечить ему тепличные условия.
Вот беда ясного ума. На некоторое время начинаешь видеть вещи такими, каковы они есть на самом деле, и можешь предсказать, как они повлияют на будущее… но вдруг осознаешь, что предсказал свою жизнь на недели или даже месяцы вперед, и уже не можешь прожить этот промежуток времени, потому что представляешь его во всех подробностях. Тех, кто живет в общинах, даже цивилизованных козлов нашей искалеченной эпохи, это не слишком беспокоит – должно быть, существуют какие-то шоры, которые они получают вместе с ключами от города, – но в Мертвых землях такое случается довольно часто, и спрятаться от этого невозможно.
Я и мой ясный ум – он опять вышвырнул меня из веселых времен, превратив хорошо подготовленный роман в любовную связь на одну ночь. О да, сомнений больше не было – между мной и этой девушкой все кончено, прямо сейчас, потому что этим утром она была такой же ясновидящей и улавливала все, о чем я думал.
Плавным движением, чтобы не показаться торопливым, я присел на корточки. Она поднялась на колени еще быстрее, протянув руку к небольшому набору инструментов, которые разложила на одеяле аккуратно, как всякий хороший механик: крюк, гребень, длинная телескопическая вилка, пара других приспособлений и нож. Я сжал в кулаке край одеяла, приготовившись выдернуть его из-под нее. Она поняла, что я задумал. Наши взгляды скрестились.
У нас над головой раздался пронзительный вой – поначалу довольно громкий, но словно доносившийся из густого тумана. Сила и высота звука быстро уменьшались.
Верхняя часть остова нефтеперегонного завода по ту сторону автострады расцвела огнями святого Эльма. Она разгоралась еще дважды, так ярко, что фиолетовое пламя можно было различить на фоне янтарного дневного света.
Вой затих, но в последний момент мне, как ни странно, показалось, будто он приближается.
Любое неожиданное событие в Мертвых землях всегда оказывается угрозой, а загадочное событие – вдвойне, и эта общая угроза положила конец нашей смертельной игре. Каждый из нас снова стал для другого товарищем, на которого можно положиться в трудную минуту – по крайней мере, до тех пор, пока не миновала опасность. Не было нужды ничего говорить, в чем-то уверять друг друга, это воспринималось как данность. К тому же время поджимало. Следовало с толком потратить каждую отпущенную нам секунду, чтобы подготовиться к любому событию.
Первым делом я схватился за Мамочку. Затем облегчился – испуг упростил задачу. Затем натянул брюки и сапоги, вставил зубы, затолкал одеяло и рюкзак в небольшое углубление под краем автострады, то и дело оглядываясь, чтобы не быть застигнутым врасплох ни с какой стороны.
Девушка тем временем надела ботинки, отыскала дротикомет, отвинтила от своей культи плоскогубцы, вставила на их место нож и сделала из платка повязку для искалеченной руки – я не понял зачем, но не мог тратить время на догадки, даже если бы захотел, потому что именно в этот момент из тумана над заводом показался маленький тускло-серебряный самолет, очертаниями больше всего напоминавший жука, и бесшумно поплыл в нашу сторону.
Девушка спрятала сумку в пещеру, а заодно и свой дротикомет. Я уловил ее мысль и засунул Мамочку за пояс брюк, сзади.
С первого взгляда мне показалось, что самолет поврежден, – думаю, на эту мысль меня натолкнула тишина. Моя догадка подтвердилась, когда он задел то ли необычно коротким крылом, то ли лопастью винта угловую колонну завода. Он заходил на посадку слишком медленно, чтобы разбиться, – говоря по правде, медленней, чем я вообще считал возможным, но надо признаться, прошло много лет с тех пор, как я в последний раз видел летящий самолет.
Он не разбился, но от легкого удара об землю сделал два плавных оборота и с шаркающим звуком приземлился на автостраде всего в пятидесяти футах от нас. Не то чтобы врезался в нее, но накренился под странным углом. Похоже, он был поврежден.
Открылась овальная дверь, и на бетонную дорогу легко спрыгнул мужчина. И какой мужчина! Ростом ближе к семи футам, чем к шести, с коротко стриженными светлыми волосами, загорелыми руками и лицом. Все остальное скрывал аккуратный блестящий серый костюм. Весил он, должно быть, больше нас двоих, вместе взятых, но был идеально сложен, мускулист и при всем этом, видимо, еще и гибок. Живое лицо казалось умным, невозмутимым и добрым.
Да, добрым, будь он проклят! Мало того что его тело буквально дышало здоровьем и жизненной энергией, а это уже было оскорблением для нашей высохшей кожи и жилистых мышц, наших язв, наполовину сгнивших желудков и наполовину купированных раковых опухолей, так он еще и выглядел добрым – из тех людей, что уложат тебя в постель и будут заботиться, словно о забавной больной зверушке, может, даже прочтут короткую молитву или выкинут еще какую-нибудь мерзость.
Не уверен, что я сдержал бы свою ярость, если бы стоял на месте. Но к счастью, в этом не было нужды. Мы с девушкой, так, словно часами отрабатывали всю операцию, взобрались на автостраду и засеменили к человеку из самолета – предусмотрительно разделившись, чтобы ему было трудней следить за нами обоими, но держась достаточно близко друг к другу и давая тем самым понять, что собираемся напасть на него с двух сторон.
Мы не побежали, хотя и старались покрыть разделявшее нас расстояние так быстро, как только осмеливались, – бег тоже выдал бы нас слишком рано, а Пилот, как я мысленно называл его, держал в руке странный маленький пистолет. То, как мы двигались, было частью представления – я подволакивал ногу, словно калека, девушка изображала другой вид хромоты, приближаясь к мужчине с какими-то полупоклонами. Она выворачивала руку и при этом словно случайно обнажала грудь – помнится, я даже подумал: «Ты не завлечешь этим такого племенного быка, сестричка, у него дома наверняка целый гарем шестифутовых телок». Я запрокинул голову и умоляюще протянул к нему руки. И оба мы без умолку бормотали. Я торопливо выкаркивал что-то вроде: «Ради бога мистер спасите моего друга он ранен еще хуже чем я всего в ста ярдах отсюда он умирает мистер умирает от жажды его язык почернел и распух о спасите его мистер спасите моего друга всего в ста ярдах отсюда он умирает мистер умирает…», а она подпевала мне, неся совсем завиральную чушь – будто бы «они» гнались за нами от самого Портера и собирались распять нас за то, что мы верим в науку, и уже пригвоздили к кресту ее мать и десятилетнюю сестренку, и дальше в том же духе.
