Но в чем бы он ни пытался уверить слушателя, я принимал его истории; считал, что именно так и нужно вести себя с людьми, чокнутые они или нет, если только ты при этом не идешь против себя. Каждый привносит в этот мир немного жизни и разнообразия, зачем же ему мешать? Это вопрос вежливости и стиля.
После знакомства с Максом я стал часто задумываться о стиле. Не так уж важно, чем ты занимаешься в жизни, сказал он как-то раз, солдат ты или клерк, проповедуешь или шаришь по чужим карманам. Нужно только, чтобы ты делал это стильно. Лучше уж потерпеть неудачу в большом стиле, чем добиться успеха в малом – в этом случае успех не доставляет тебе радости.
Макс, похоже, понимал мои особые проблемы, и даже не нужно было рассказывать ему о них. Он объяснил: солдата готовят к смелым делам. Главная цель воинской муштры – чтобы раз в шесть месяцев, когда наступают шесть секунд испытаний, ты проявлял храбрость, даже не задумываясь об этом; чтобы это стало твоей второй натурой. Дело ведь не в том, что у солдата есть какие-то особые качества, которых недостает гражданским. И потом, о страхе. Все люди боятся, сказал Макс, кроме горстки психопатов или суицидников, но у тех страх просто отсутствует на сознательном уровне. Чем лучше ты знаешь себя и людей, тебя окружающих, и ситуацию, в которую попадаешь (хотя в последней ты, возможно, никогда не разберешься до конца, а подчас имеешь о ней лишь смутное представление), тем меньше у страха возможности овладеть тобой. В целом, если ты закаляешься ежедневными тренировками, приучаешься смотреть на жизнь, не обманывая себя и объективно представляя грядущие неприятности, то у тебя неплохие шансы пройти испытание.
Конечно, я читал и слышал обо всем этом и раньше, но, когда говорил Макс, такие вещи приобретали для меня гораздо большее значение. Я уже сказал, что Макс был добр ко мне.
И в этот вечер, когда Макс говорил о Копенгагене, Копернике и Копейбаве, а мне примерещилась огромная черная псина с красными глазами; когда мы шли по пустынной улице, втянув шею в воротник куртки; когда большие часы на здании университета пробили одиннадцать… в этот самый вечер я ни о чем таком особом и не думал, разве что о том, что я иду в гости к чокнутому дружку, и он хлопнет перед сном рюмашку, а я приготовлю себе кофе.
Я определенно не ждал ничего из ряда вон выходящего.
До тех пор, пока Макс не остановился вдруг на обдуваемом всеми ветрами углу перед его домом.
Убогая Максова комнатенка находилась в закопченном кирпичном здании, и добираться туда приходилось по двум лестничным маршам над запущенными магазинчиками. Фасад перед старомодными эркерными окнами пересекала ржавая пожарная лестница, нижний ее кусок имел противовес и опускался, только когда кому-то требовалось подняться по ней. Уж не знаю, случалось ли такое хоть раз на ее веку.
Когда Макс внезапно замер, я, конечно, тоже остановился. Он смотрел на свое окно. Оно было темным, и я не заметил ничего необычного… кроме того пустяка, что Макс или кто-то другой оставил какой-то большой черный сверток на пожарной лестнице. Которая, разумеется, вовсе не предназначалась для хранения вещей или там сушки белья.
Макс стоял нахохлившись и не сводил глаз со свертка.
– Слушай-ка, Фред, – сказал он наконец тихим голосом, – нельзя ли сегодня для разнообразия отправиться к тебе? Твое приглашение все еще в силе?
– Почему нет? – ответил я, как и он, понизив голос. – Я тебя давно зову.
Мой дом всего лишь в двух кварталах. Нужно лишь повернуть за угол, на котором мы стоим, и топать прямехонько ко мне.
– Отлично, – сказал Макс. – Идем.
В его голосе звучало нетерпение, чего я никогда не замечал раньше. Впечатление такое, будто ему вдруг остро захотелось оказаться за углом. Он взял меня под руку.
Он уже не смотрел на пожарную лестницу. Зато смотрел я. Ветер внезапно стих, на улице стало очень спокойно. Мы зашли за угол – точнее, Макс затащил меня туда, – а загадочный куль приподнялся и посмотрел на меня глазами, похожими на раскаленные угли.
Я не вздохнул, не вскрикнул. Думаю, Макс не заметил, как я потрясен. В этот раз нельзя было списать увиденное на окурки или отражение стоп-сигналов – на третью площадку пожарной лестницы такие вещи не попадают. Мне бы пришлось очень сильно напрячь фантазию, чтобы найти объяснение, а пока этого не случилось, я был вынужден верить, что в этой части Чикаго вовсю действует нечто… быть может, инопланетное?
В больших городах существуют свои опасности – налетчики, наркоманы, садисты и всякое такое, и вы более или менее готовы к встрече с ними. Но вы не готовы к встрече с чем-то неземным. Если слышите шуршание в подвале, то полагаете, что это крысы, и хотя знаете, что крысы бывают опасны, вы не слишком пугаетесь и даже решаетесь спуститься и выяснить. Вы не рассчитываете увидеть там амазонского паука-птицееда.
Ветер так и не возобновился. Мы миновали примерно треть первого квартала, как вдруг сзади донесся слабый, но отчетливый ржавый скрип, закончившийся металлическим лязгом. И это не могло быть ничем иным, как ударом нижнего марша пожарной лестницы о тротуар.
Я продолжал шагать, но мозг разделился на две части. Половина напряженно вслушивалась в происходящее сзади, а другая принялась рассматривать самые невероятные варианты. Например, что Макс – беглец из какого-нибудь концлагеря, находящегося на другой стороне Галактики. Если такие лагеря существуют, говорил я себе, с трудом сдерживая истерическую дрожь, и в них заправляют неземные эсэсовцы, то у них должны быть собаки, вроде той, что я сейчас видел… И если уж быть честным, увижу, стоит оглянуться, – она наверняка трусит за нами.
Ох, как нелегко это было, делать вид, что все в порядке, и идти обычным шагом, ведь из-за всей этой чепухи, что бурлила у меня в голове, хотелось припустить во все лопатки. К тому же молчание Макса не способствовало восстановлению моего душевного равновесия.
Наконец, когда мы добрались до второго квартала, я взял себя в руки и тихо сообщил Максу о том, что, как мне кажется, видел. Его ответ меня удивил.
– Как устроена твоя квартира, Фред? Она на третьем этаже?
– Да…
– Начни с двери, в которую мы войдем, – велел он.
– Там сразу гостиная. Потом узкий открытый коридорчик, а дальше – кухня. Похоже на песочные часы – на концах гостиная и кухня, коридор их соединяет. В нем две двери: направо, если смотреть из гостиной, – в ванную, а налево – в спальню.
– Окна?
– Два в гостиной, рядом, – сказал я. – В ванной нет. Есть одно в спальне – выходит в вентиляционный колодец. Два в кухне. Эти разнесены.
– Из кухни есть черный ход?
– Да. На заднюю лестницу. И у двери в верхней части стекло. Я как-то об этом не подумал. С ней в кухне получается три окна.
– А жалюзи на окнах сейчас опущены?
– Нет.
Вопросы и ответы – как горячая перестрелка; у меня даже не было времени подумать. Макс закончил допрос, когда мы дошли до третьего квартала. После кратчайшей паузы он сказал:
