На корме Крокер прошептал:
– Значит, пора включать защиту. Включать защиту и пускать фейерверк по случаю Дня независимости.
– Не дуйся, – сказал Несс. – Даже длиннейшее в истории тактическое отступление рано или поздно закончится.
IV
Три четверти суток спустя, когда скафандр, подобно плотоядному цветку, поглотил его усталое, напичканное препаратами тело, Гранфелд ощутил приступ страха и отвращения. Он велел себе расслабиться. Не хватало еще закатить истерику, когда даже Крокер не жалуется. Ему предстояло перепроверить около сорока вещей. Расслабься, повторял он себе. Работа окончена; когда капитан также облачится в скафандр, все останется на откуп «Щитоморднику».
В скафандре Гранфелд держался прямо, руки по швам – лучшее положение во время перегрузки. Главное, чтобы корабль не развалился. Не закрыты были только забрало и щечные пластины – полупрозрачные лепестки толщиной с ладонь. Гранфелд чувствовал, как встроенные «пальцы» проверяют его пульс, а ягодицами ощущал прохладные иголки, через которые при перегрузках в организм будет поступать эфирный наркоз, а когда корабль вновь перейдет в режим свободного падения – стимуляторы. «Когда».
Он мог поворачивать голову ровно настолько, чтобы видеть по бокам от себя скафандры Крокера и Несса. Их лица просвечивали сквозь мутные стекла. Дальше, по левую руку, находился Джексон – черный снеговик, стоявший по стойке смирно на фоне бледно-оливкового сияния Урана. А справа – капитан. Облачившись в скафандр лишь до пояса, он все еще проверял, согнувшись, датчик скафандра с голубой кнопкой и пульт ручного управления, который во время маневрирования должен был оставаться в его руках.
За капитаном простирался смотровой колпак, нижняя четверть которого по-прежнему была темной, а остальные три четверти отражали тусклую, но уже насыщенную, как у мокрой шелковой ткани, зелень стремительно приближавшейся планеты. Планета была так близко, что казалась почти плоской. Гранфелд подумал, что плотность атмосферы, должно быть, меняется резко, иначе они уже почувствовали бы замедление. Казалось, они влетают не в воздух, а в воду. Капитан не спешил надевать вторую половину скафандра, и это беспокоило Гранфелда.
Он ожидал, что эти долгие минуты пройдут в суматохе, под звук команд. Последние приказы по флотилии, закрывающиеся шторки иллюминаторов, отсчет до старта торпеды. Но финальный приказ поступил уже несколько минут назад. Роботы-пилоты остальных кораблей получили команду следовать за «Просперо» и повторять все его маневры. Больше ничего. За остальное отвечал «Щитомордник». Однако…
Гранфелд облизнул губы.
– Капитан! – неуверенно окликнул он. – Капитан!
– Гранфелд, не волнуйся. – Живой череп улыбнулся. – Входим в водородный слой, – продолжил тихий голос. – Температура внешней обшивки – девять кельвинов.
Позади дружелюбного черепа, на орбите, мерцали ярко-зеленые огоньки. Как будто среагировав на них, Джексон начал бубнить из скафандра:
– Они приветствуют и оплакивают нас. Я все больше их понимаю. Их корабль – одно, они – другое. Их корабль до смерти нас боится. Он ненавидит нас и хочет лишь убить. Они не могут остановиться, они даже не пассажиры…
Наконец капитан надел скафандр. Гранфелд почувствовал легкую дрожь и прилив холодного воздуха. Включилась система охлаждения кабины, начав перегонять теплый воздух к решетчатым крыльям. Предназначенная для защиты корабля от солнечного излучения, она делала теперь все возможное, чтобы защитить экипаж от жара, вызванного трением.
Ровная кромка Урана расплывалась. Атмосферу пронизывал свет даже самых тусклых звезд. Прозвенел сигнал, и бледно-зеленая полоса стала сужаться. Стальные створки противометеоритной защиты стали сходиться перед колпаком. Скоро перед глазами осталась лишь зеленая лента, потом – яркая зеленая нить, и наконец на несколько секунд наступила тьма, если не считать красных и синих кругляшков и полукружий на панели управления рядом с капитаном. Затем включилось внутреннее освещение.
Джексон бормотал:
– Они и их корабли прибыли издалека, с самого края. Если мы существуем в континууме, то они пришли из… дисконтинуума, где вместо звезд – нечто иное и притяжение не такое, как здесь. Их корабли вместе с другими кораблями принесло порывами страха, а с ними вопреки своей воле прибыли наши братья…
Гранфелду показалось, что он чувствует едва осязаемую, словно паутинка, тяжесть.
Кабину потянуло вбок. Скафандр Гранфелда начал медленно переворачиваться.
На мгновение он заметил черное лицо Джексона. Все пять скафандров перевернулись так, что пятеро мужчин оказались лицом к корме. В таком положении при перегрузке глаза не будут закатываться, а позвоночник не проткнет легкие и брюшную полость.
Лоб Гранфелда похолодел. Теперь вес был вполне ощутимым – примерно пять фунтов. Вдруг корма оказалась у него над головой, будто он лежал на колпаке.
Удерживающие скафандр крепления издали резкий скрежет. Гранфелд стал невесомым, но тут же обрел массу – бо́льшую, чем прежде. Он сообразил, что это стартовала их торпеда, нацеленная обогнуть планету в верхнем слое атмосферы, устремиться вниз, насколько позволят остатки топлива, и поразить Врага. Гранфелд представил, как крошечный красный огонек пролетает над огромной серо-зеленой равниной. С других кораблей должны были быть выпущены еще четыре – флотилия, как умирающая пчела, жалила напоследок.
Пластины скафандра Гранфелда, две щечные и лобовая, начали сходиться над его лицом, точно слои гибкого льда.
Раздался слабый голос Джексона:
– Я только теперь понял. Их корабль… – Звук оборвался.
Ледяная маска Гранфелда плотно сошлась на лице. Ему больше не нужно было дышать самому: скафандр подавал в легкие воздух с повышенным содержанием кислорода. Это взбодрило Гранфелда. Затем он ощутил покалывание и онемение в руках и ногах. Скафандр давал каждой молекуле тела дополнительную опору.
Но его вес увеличивался. Он словно стоял на Луне… потом – на Марсе… потом – дома, на Земле…
Вес давил на него, расплющивал, будто гора невидимого песка. Перед Гранфелдом возникла черная подушка с алой каймой. Она увеличивалась.
Раздался свист; корабль встряхнуло. Все угрожающе накренилось, двигатели взвыли, и все пришло в норму – или не пришло.
Черная подушка плюхнулась на Гранфелда, лишив его зрения и способности мыслить.
Вокруг была только тьма, океан боли в черной бесконечности. Что-то сдвинулось, и Гранфелд почувствовал на онемевшем лице сухой обжигающий воздух. Значит, он на корабле. Гранфелд вздрогнул, удивившись тому, что все еще жив и находится в невесомости. Он не чувствовал, что внутренние органы разорвало. Или чувствовал?
Он медленно перевернулся. Вращение прекратилось. Головокружение? Или скафандры опять переворачиваются? Если им удалось…
Раздался скрип и треск. Корабль разваливается от перегрева?
