Если бы меня спросили в лоб, я бы, скорее всего, ткнула пальцем в Дока. Он понимал, что Сиду когда-нибудь надоест покрывать его. А за нарушение воинского долга (Эрих не преувеличивал) полагается кое-что похуже расстрела. Однако с того момента, когда Брюс вскочил на стойку бара, и до обнаружения пропажи Компенсатора Док пребывал в отключке, хотя я, разумеется, специально за ним не следила.
Бо? Он сразу заявил, что Место ему приелось, поэтому вряд ли стоит думать на него, будто он решил остаться тут, быть может, навсегда, тем более – в компании с Брюсом и с девчонкой, на которую они оба имеют виды.
Мод, Каби, Марк, инопланетяне? Им-то с какой стати похищать Компенсатор? Правда, Севенси явился из будущего, где, по слухам, хозяйничают космониты, а критянка с римлянином, похоже, не прочь продлить знакомство. Инвертировать Место – чем не способ?
Не городи чепухи, Грета, одернула я себя.
Сид обожает действительность, переменчивая она или нет; он обожает людей. Таких, как он, я больше не встречала – взрослый ребенок, готовый сунуть в рот все, что ни подвернется ему под руку. Невозможно представить, чтобы он решился покинуть космос.
Значит, восемь мимо. Кто еще? Эрих, Брюс, Лили и я сама.
Эрих… У моего коменданта нервы как у койота, а храбрости – как у рехнувшегося кота. Если ему взбрело в голову закончить спор с Брюсом здесь и сейчас, его ничто не удержит.
Перед тем как вспрыгнуть на сундук, Эрих приставал к Брюсу. Что же получается? Он отвлек наше внимание, подкрался к Компенсатору, инвертировал его и… Бессмыслица какая-то!
Если во всем виновата я, выходит, я тронулась умом, и это будет наилучшим объяснением. Брр!
Брюс вел себя самым подозрительным образом, призывал нас к бунту, и, право слово, жаль, что он все время был на виду. А если бы он инвертировал Компенсатор до того, как влезть на стойку, мы бы наверняка заметили мигающий голубой огонек. Во всяком случае, я заметила бы его, когда обернулась к Красоткам. Правда, Сид сказал, что ему не доводилось видеть индикатор в работе; он просто вычитал о нем в инструкции.
Однако Брюс мог спокойно наблюдать за всем со стороны, потому что у него была Лили, которая, как говорят наши мужчины, смотрела ему в рот. Я не очень-то верю этим рассуждениям насчет того, что женщина – игрушка в руках мужчины, которого она любит, но вынуждена признать, что что-то в них есть. Кстати, я сочла вполне естественным наше решение не подпускать Лили с Брюсом к поискам Компенсатора.
Как будто все чисты. Стало быть, к нам в гости пожаловал некто посторонний (интересно, как он нашел дверь без помощи Компенсатора?); быть может, он где-то прятался или вышел из Пучины. Глупости! Но все же Пучина беспокоила меня – серая пелена, рыхлая, вязкая, дрожащая…
«Подожди-ка, Грета, – сказала я себе, – подожди. И как ты до сих пор не сообразила?»
Брюс, возвышаясь на стойке, должен был видеть и Пучину, и Компенсатор, который от него ничто не загораживало.
Эрих – другое дело; он изображал из себя трибуна, защитника интересов народа и глядел большей частью в лицо Брюсу.
Но Брюс должен был видеть, хотя, если он воспарил духом…
Не смеши меня, детка. Демон – прежде всего актер, пускай даже он искренне верит в то, что произносит. И нет такого актера, который не заметил бы зрителя, что выходит из зала во время его коронного монолога.
Следовательно, Брюс что-то от нас скрывает. Актер из него – хоть куда. Он ухитрился обмануть всех, кроме меня, иначе ему было бы несдобровать.
Но меня он может не опасаться. Я не люблю наседать, да и настроение у меня, откровенно говоря, еще то.
«А не в аду ли мы? – спросила я себя и прибавила: – Как не стыдно, Грета! Тебе все-таки двадцать девять!»
11. Западный фронт, 1917 год
Стена огня продвинулась вперед. Пригнувшись, вылезают из окопов Солдаты – страх опустошил их лица. Винтовки, скатки, ранцы – друг за другом они встают нестройными рядами. А на запястьях тикают часы.
З. Сэссун
– Пожалуйста, Лили, не надо.
– Надо, любимый.
– Лапушка, проснись. Что с тобой?
Я открыла глаза и улыбнулась Сидди. Брюс спорил о чем-то с Лили. Я позавидовала им и пожалела, что некому спасти меня от Переменчивого Мира.
Судя по всему, Лили одержала верх. С улыбкой она высвободилась из объятий Брюса. Тот отошел на несколько шагов. Надо отдать ему должное: он не стал пожимать плечами, как наверняка поступил бы каждый второй из мужчин в его положении, хотя видно было, что он нервничает. Впрочем, все мы чувствовали себя примерно одинаково.
Лили положила руку на подушку тахты, плотно сжала губы и огляделась по сторонам. Ее волосы перехватывала серая шелковая лента. В своем коротеньком платьице без талии она выглядела маленькой девочкой, не достигшей даже подросткового возраста, однако глубокий вырез опровергал первое впечатление.
Взгляд ее задержался на мне, и я догадалась, что нас ожидает. Почему-то женщины предпочитают плакаться в жилетку именно мне. И потом, в разгорающемся конфликте мы с Сидди занимали центристские позиции.
Глубоко вздохнув, Лили выставила вперед подбородок и воскликнула звонко:
– Нам, девушкам, часто приходилось просить, чтобы вновь прибывшие закрывали дверь! – Она говорила с сильным британским акцентом. – Но теперь дверь закрыта надежней некуда.
Я поняла, что не ошиблась, и ощутила глухое раздражение. Знаю я эти штучки влюбленных: «Я не могу без тебя», «Я хочу быть с тобой». Ну да, а заодно оседлать другого, заморочить ему голову, чтобы не вздумал удрать. Ладно, начала она неплохо. Посмотрим, что будет дальше.
– Мой жених надеется, что мы сможем отворить дверь. Я с ним не согласна. Он считает, что не стоит торопиться, что время пока работает на нас. Здесь мы с ним снова расходимся.
От бара послышался громкий смех. Наши милитаристы не замедлили с ответом. Эрих крикнул, довольно усмехаясь:
– Женщины учат нас уму-разуму! Где мы находимся? Или мы попали на собрание швейного кружка Сидни Лессингема?
Бо и Севенси, которые остановились на полпути между баром и тахтой, повернулись к Эриху. Сатиров на иллюстрациях к книгам обычно изображают добродушными, но у Севенси вид был достаточно внушительный. Притопнув копытом, он бросил:
– Трепло базарное!
Да, грузчик, который обучал Севенси английскому, мог гордиться своим учеником. Эрих заткнулся, но губы его по-прежнему кривила усмешка.
Лили кивком поблагодарила сатира и прокашлялась. Я видела, что она над чем-то призадумалась. Лицо ее осунулось и постарело, словно она угодила в Ветер Перемен, которому как-то удалось просочиться к нам. На глазах у нее выступили слезы, а когда она наконец заговорила, голос ее звучал на полтона ниже, да и британский выговор уступил место американскому.
