Бертон усмехнулся, но тут же нахмурился:
– Тебе и правда нужен честный ответ?
– Конечно, – ответила Соня. – Это главное правило нашей игры.
– Ну, – сказал он, – я больше всего боюсь, что с моими мозгами что-нибудь случится. Что-нибудь нехорошее. Опухоль. Вот. – Он побледнел.
– Бедный мой малыш! – воскликнула Соня. – Подожди-ка минутку.
Все еще чувствуя себя неловко после признания, Бертон потянулся к Сониной зажигалке, но ее вид по-прежнему отталкивал его.
Соня вернулась, держа в руке какой-то предмет.
– Садись, – сказала она, приобняв Бертона левой рукой. – Только не надо меня лапать, дело серьезное. Представь, что я настоящий врач, просто не в халате.
Бертон видел в зеркале стройную спину женщины и свое лицо над ее правым плечом. Руку с неизвестным предметом Соня завела ему за голову. Раздался щелчок.
– Так, – радостно произнесла Соня, – ничего плохого у тебя в голове нет, и вряд ли оно появится. Ты здоров как младенец. Малыш, в чем дело?!
Бертон дрожал.
– Послушай, – выдохнул он с упреком, – как бы мне ни нравились наши нелепые игры, использовать в них всякие фокусы и гипноз – это мухлеж.
– Что ты имеешь в виду?
– Когда ты щелкнула этой штукой, – с трудом проговорил он, – моя голова на мгновение превратилась в розоватый череп, а затем – в пульсирующий пузырь со складками.
– Ой, я совсем забыла про зеркало, – ответила Соня, оглядываясь. – Но тебе показалось. Возможно, небольшой зрительный спазм или галлюцинация. И даже не думай, – добавила она, когда Бертон протянул к ней руку. – Я не дам взглянуть на омнилучевую машинку. – Она швырнула устройство через всю комнату, попав точно в чемодан. – Это против правил нашей игры.
Когда мысли улеглись, а дыхание успокоилось, Бертон решил, что она, пожалуй, права. Как минимум, ему стоило так считать. Проще и безопаснее думать, что увиденное им в зеркале – лишь плод его воображения, как и цвета, срывавшиеся с губ Сони во время пения. Возможно, Соня действовала на него как гашиш или некая супермарихуана – почему нет? Красивые женщины дурманят сильнее любых опиатов и смол. Тем не менее…
– Ладно, – сказал он. – А чего больше всего боишься ты?
Соня нахмурилась:
– Не хочу отвечать.
– Я правил не нарушал, и ты не нарушай.
– Ладно. – Она кивнула. – Боюсь, что муж спятит и убьет меня. На моей планете быть убитым куда страшнее, чем на твоей, потому что мы побороли все болезни и можем жить вечно – правда, все обычно самоуничтожаются, прожив сорок или пятьдесят тысяч лет. И еще каждый житель планеты обладает удивительной физической и психической силой. Поэтому безумие для нас – нонсенс. Оно встречается настолько редко, что даже наша острейшая интуиция не помогает его определить. А то, что неизвестно, всегда страшно. Под «безумием» я не имею в виду мелкие расстройства. Такие у нас встречаются – взять хотя бы моего мужа. У него бзик насчет числа тридцать три, он начинает любое дело только в тридцать третий день месяца. А я падка на темноволосых малышей с примитивных планет.
– Минуточку, – перебил Бертон. – Говоришь, тридцать третий день?
– На моей планете месяцы длиннее. Ночи тоже. Тебе бы понравилось. Куда больше времени на любовь и чувственность.
Бертон одарил ее хмурым взглядом:
– Ты воспринимаешь нашу игру слишком серьезно. Будто не читала ничего, кроме научной фантастики.
Соня пожала красивыми плечами:
– Может, в научной фантастике куда больше правды, чем тебе кажется. Мне надоела эта игра. Иди ко мне, мой черноволосый малыш, давай поиграем в другую…
– Подожди, – оборвал ее Бертон. Соня отстранилась и надула губы. Сам Бертон мрачно поджал свои, – может, этому способствовали его неоформившиеся мысли. – Значит, у тебя есть муж на другой планете. Он обладает сверхъестественными способностями, и ты до смерти боишься, что он сойдет с ума и убьет тебя. Но вдруг муж проявляет необычную щедрость и дает тебе денег на поездку…
– Да, да! – взволнованно перебила Соня. – Он настоящий супермен, всегда закрывает мысли четверным щитом, который хоть и разрешен, но мало кем используется. А когда мы наедине, смотрит на меня с таким остервенением, что я день и ночь трясусь от страха. Было бы здорово узнать о нем то, с чем я могла бы обратиться к инспектору по общественной безопасности, и упечь этого маньяка в лечебницу. Но он не допускает промашек. Порой я даже чувствую, что сама схожу с ума – это я-то, с моим натренированным и защищенным разумом, – и тогда летаю на другие планеты, чтобы развеяться и забыть о нем, заведя роман с другим. Все, малыш, давай…
– Подожди! – воскликнул Бертон. – Ты говорила, что у вас есть страховки. На какую сумму ты застрахована?
– На большую. С отменным здоровьем и сроком жизни в пятьдесят тысяч лет можно легко позволить себе даже премиальный план.
– А получателем страховой суммы будет твой муж?
– Естественно. Бертон, хватит о нем. Давай…
– Нет! – Бертон оттолкнул ее. – Соня, чем занимается твой муж? Кем он работает?
Соня развела руками.
– Управляет заводом по производству бомб, – равнодушно ответила она. – Я тоже там работаю. Я же говорила, что мы воюем. Лига, в которую входит наша планета, против другой звездной системы. На Земле сверхмощные бомбы только изобрели – атомную, водородную. Одна бомба нашего производства способна уничтожить целую планету. По сути, они функционируют как запалы, заставляющие материю планеты самоуничтожаться. При этом бомбы настолько малы, что помещаются в руке. Кстати, эта зажигалка – точная копия такой бомбы. Их изготовили, чтобы дарить большим шишкам на День космоса. Муж вручил мне ее вместе с деньгами. Бертон, дай мне вашу вонючую земную сигаретку. Раз ты не в настроении развлекаться, я займу себя хоть чем-нибудь.
Бертон машинально вытряхнул сигареты из пачки.
– Соня, вот еще что… – пробормотал он. – Раз у тебя феноменальная память, скажи, сколько раз ты уже пользовалась этой зажигалкой?
– Тридцать один, – без раздумий ответила она. – Считая тот раз, когда ее зажигал ты.
Щелкнув зажигалкой, она поднесла синеватое пламя к сигарете, глубоко затянулась и погасила огонек, закрыв крышку. Тонкие струйки дыма вырвались из ее ноздрей.
– Теперь тридцать два. – Она протянула черный грушевидный предмет Бертону, не снимая пальца с огнива. – Тебе зажечь?
– НЕТ! – вскрикнул Бертон. – Соня, если тебе дорога жизнь – твоя, моя, а также трех миллионов других примитивных людей, – не пользуйся больше этой зажигалкой. Убери ее.
– Хорошо, хорошо, малыш. – Соня нервно улыбнулась и бросила черную зажигалку на белую простыню. – Отчего ты так переполошился?
– Соня, – сказал Бертон, – может, я схожу с ума, а может, ты действительно умеешь гипнотизировать, но…
