Ноги ныли так, будто он долго-долго шагал по этому коридору.
Стены здесь были из черного мерцающего металла, прохладного на ощупь. Он не мог определить источник мерцания, которое слабо освещало коридор, сохраняя при этом черноту металла, но был уверен, что это не так уж важно.
Он постоянно слышал тихие, жалобные звуки, но решил, что и это не имеет значения.
Он был так сильно скрючен, что пятки давили на ягодицы, локти прижимались к бокам, а кисти рук и нижняя часть лица упирались в колени. Словно длинноногий зародыш или покойник в древнем египетском захоронении. В мозгу звучало: «Наг я вышел из чрева матери моей, наг и возвращусь».
Коридор точно имел ширину двух дверей, потому что ярдах в десяти перед человеком заканчивался двумя дверями. На каждой светящаяся кнопка, а под ней короткое слово, которое он не мог разобрать, как ни напрягал глаза.
Немного погодя можно будет подойти и прочесть эти слова, но сейчас, кажется, нужно сидеть скорчившись (вроде это помогает сосредоточиться) и вспоминать, кто же он такой.
Была и другая причина не спешить с изучением дверей, хоть он и не признавался себе в этом. Было в них что-то пугающее и отталкивающее.
Вместо этого он пытался вызвать воспоминания из темных глубин своей памяти, но они ускользали, увертывались от него, словно рыбки в свете луны – от полуночного ныряльщика.
Было ощущение, что он, шагая по коридору, выбрал неверный поворот и в тот момент и его имя, и все случившееся с ним исчезло из сознания, словно выброшенное центробежной силой.
Вот отдохну немного, думал он, вернусь, найду тот поворот и сделаю правильный выбор.
Стоило об этом подумать, и холод коснулся его спины.
Он махнул руками назад, и обе ударились о металл, подпиравший его спину.
При этом движении его туловище выпрямилось. Голова, шея и плечи тоже коснулись прохладной тверди.
Он с трудом поднялся на ноги и развернулся. Там, где раньше коридор уходил в бесконечность, теперь, меньше чем в ярде, была стена. Черная стена без дверей.
Он находился уже не в открытом с одного конца коридоре, а в мерцающей черной коробке длиной ярдов десять.
Лишь в тот момент, когда возобновились тихие, жалобные звуки, человек осознал, что какое-то время их не было.
Стена, минуту назад прикоснувшаяся к нему, медленно двинулась в его направлении.
Он стоял лицом к ней, неподвижный и прямой. Задрожали висящие плетью руки, а затем и ноги. Дыхание прорывалось между зубов неровными короткими хрипами. Зрачки медленно сошлись в одну точку.
Стена коснулась пальцев ног, надавила. Не отступая, он вскинул руки на высоту плеч и уперся в стену.
Жалобные звуки стихли. Человек сделал еще два-три вздоха, неслышно пропуская воздух через нос, и почувствовал, что стена сопротивляется. Задерживая дыхание и не меняя позы, он нажал сильнее. Стена тоже усилила давление и вдруг, негромко взвизгнув, толкнула его.
Едва удержавшись на ногах, он отступил.
Вопль стены сразу ослаб и превратился в ноющий звук, но более громкий, чем раньше, и надвигалась она теперь чуть быстрее – как спешащий таракан. На этот раз человек тщательно приготовился, приняв позу не то борца, не то фехтовальщика. Правая нога, слегка согнутая в колене, была отставлена назад, и ступня тоже повернута назад. Ступня левой ноги была направлена прямо вперед. Подошвы обеих ног с поджатыми пальцами плотно упирались в шершавый пол, укрепляя стойку.
Когда стена подползла вплотную, сократив длину коробки до семи ярдов, он уперся правой рукой с растопыренными пальцами, левым плечом и щекой, левой рукой, согнутой и сжатой в кулак, и левым коленом.
Стена резко остановилась, даже как будто слегка подалась назад. Он нажал сильнее, но стена больше не уступала. Он не стал зря тратить силы, лишь продолжал сохранять несильное давление, остановившее стену, и пытался расслабиться, насколько позволял страх. Зубы были стиснуты, и человек глубоко дышал через нос, как скалолаз, готовящийся одолеть сложный участок.
Прошло, казалось, много времени, и стена снова начала надвигаться. Он сопротивлялся, стараясь давить с той же силой. Сообразил: если нажмет со всей мочи, стена тоже усилит давление и это состязание закончится очень быстро.
Какой смысл в том, чтобы затягивать борьбу, он не знал, но чувствовал, что делать это стоит.
Он продолжал инстиктивно упираться в стену, чтобы та не раздавила его, превратив черную мерцающую коробку в щель. Конечно, чем тратить оставшиеся силы, следовало бы проверить двери, – может, получится удрать через одну из них. Но каким-то необъяснимым образом эти двери внушали такой страх, что человек решил не приближаться к ним, пока это не станет абсолютно неизбежно. А до тех пор он будет изо всех сил сопротивляться стене, не гадая о том, насколько это разумно.
Мышцы медленно вздувались, участилось сердцебиение, и он обливался по́том, хоть и заставлял себя дышать медленно и глубоко. Капля пота жгла внутренний уголок левого глаза. Приходилось напоминать себе: нельзя тратить впустую энергию, скрипя от натуги зубами, и тем более нельзя поддаться искушению и заколотить по стене руками и ногами, изрыгая проклятия. «Не позволю стене меня перехитрить!» – яростно думал он.
Мышцы уже болели, дыхание прерывалось. Он ощущал мощные удары сердца, пульсацию крови в висках и запястьях. То и дело слышал хруст в теле, а может, это лишь казалось. Неосознанно он все крепче стискивал зубы.
Боль в мускулах усиливалась. Суставы горели. Он громко выпустил газы – и этот звук ударил по нервам, напугал. По спине и ногам струился пот. Как бы не поскользнуться… Глаза заливало, приходилось все время моргать. Под подбородком пот скопился в ямке между большим и указательным пальцем левой руки, сжатой в кулак.
Но человек знал, что стена еще не побеждает. Она хранила молчание – ни нытья, ни воплей.
В столь отчаянной ситуации единственной разумной причиной продолжать безумную борьбу была надежда на то, что сгорит мотор, или еще что-нибудь сломается, или кончится топливо, или существа, толкающие с другой стороны, устанут раньше, чем он. И тогда удастся отодвинуть стену обратно, может быть аж до того перекрестка, и не придется идти к дверям.
Сердце и мозг надрывались, в ушах стоял рев, легкие запалились, ныли все мышцы, пот так жег глаза, что стена казалась то ослепительной, то черной и погасшей. Человек чувствовал, что теряет сознание, но продолжал бороться.
Взревев, будто леопард, стена сделала мощный толчок и отшвырнула его. Рев перешел в громкий вой, и стена двинулась не спеша, как бык, которого никто не погоняет.
Хотя человек еле держался на ногах, шумно дыша разинутым ртом, и перед глазами все плыло, он тотчас повернулся и широкими шагами направился к дверям. Его качало из стороны в сторону, ноги сводило судорогой, а руки висели, как свинцовые слитки. Но он все-таки шел – на цыпочках, боясь, что любой звук ускорит движение стены.
