И снова ему показалось, что его жестоко надули. Перед ним в мерцающем темном коридоре стояли две гигантские кошки, покрытые лоснящейся черной шерстью, с зелеными глазами, светящимися злобным разумом. Они били могучими хвостами. Они поводили мощными плечами. Их когти скребли шершавый металл с таким звуком, будто мелок бегал по классной доске. Низко опустив клыкастые морды, они сверкали изумрудными глазами. Их протяжный рык был еще более голодным и злобным, чем вой стены.
В этот момент стена снова ударила. Не успев ничего сообразить, он рванул навстречу огромным черным пантерам, прищурив глаза и втянув голову в плечи.
Они отпрянули назад, выпустив серповидные когти, оскалили клыки и взвыли, как трубы в сатанинской симфонии. Чтобы не остановиться, он был вынужден напомнить себе: «Это не черные пантеры, которые страшнее тигров, а всего лишь демоны».
Пробегая между ними, человек ощутил горячее дыхание, колючую шерсть, – но ничего больше. Он скосил глаза на коридор тигров, увидел за стеклом освещенные луной джунгли и скользящих там поджарых кошек в светлую и темную полоску, размером почти с его демонов.
И вот он перед дверями со светящимися надписями «Реальное» и «Нереальное», причем стена, а не демоны воет за его спиной.
«В прошлый раз я выбрал нереальное и оказался прав, – подумал он. – Может, и теперь надо так поступить. Однако демоны – всего лишь малый подвид весьма редкого вида, именуемого сверхъестественными существами. А в области нереального есть и кое-что еще – безумие, психоз, бесчисленные галлюцинации свихнутых мозгов, полностью утративших и связь с реальностью, и свой внутренний порядок. Сонмы замкнутых микровселенных, заблудших и потерянных, не способных опознать друг друга, даже подойдя вплотную. А реальность, в конце концов, – это далеко не одни лишь тигры».
Человек нажимал кнопку «Реальное», когда стена врезалась в него. Он успел проскочить в дверь и, не задерживаясь, устремился по черному коридору к следующей паре дверей. Он старался не смотреть в сторону корридора с нереальным, потому что за прозрачной стеной угадывалось бешеное мельтешение форм и красок, складывающихся в затейливые, непрерывно меняющиеся узоры, определенно способные свести с ума любого зрителя.
Две следующие двери были обозначены «Мгновенная безболезненная смерть» и «Пытка».
«Похоже, они больше не шутят, – подумал он. – Теперь бьют со всей силы. Вот и хорошо – что-то вошло в меня, проникло в самую глубину и извлекло на свет самое черное, самое мерзкое, что во мне было.
Как говорится, любой пытке приходит конец. Ну да, вместе со смертью. Так почему бы не выбрать сразу безболезненную смерть? Это логично. Но раньше я выбрал реальность. Пытка – часть реальности. Тогда как смерть – нереальность в квадрате, в кубе, в энной степени. Пытка еще оставляет шанс выжить, смерть – никакого».
Когда стена с воем надвигалась сзади, а человек нажимал кнопку «Пытка», он еще успел подумать: «Что ж, по крайней мере, я еще не обездвижен. Я еще могу бороться. И буду бороться – до самого конца».
Он оказался в очередной секции коридора, на этот раз сплошь черной и мерцающей – никакой прозрачной стены. И навстречу двигалось нечто – то ли антропоид, то ли механизм, размером и очертаниями напоминающий безголовую гориллу. Жестко переставляя коренастые ноги, он то разводил длинные руки, то сводил их, как будто норовя крепко кого-то обнять.
Он был сделан из металла и покрыт острыми шипами, довольно короткими; а вот кривые когти, по пять на каждой руке, были длинны. Железная дева, вывернутая наизнанку.
Выбрав момент, когда монстр развел руками, человек со всей силы ударил его в середину туловища.
Монстр медленно опрокинулся, приземлившись с громким лязгом. Лежа на спине, он продолжал перебирать в воздухе короткими ногами и двигать длинными руками, бряцая об пол всякий раз, когда широко их разводил.
Воющая стена пихнула в спину. Как только металлические руки сошлись, человек проскочил мимо металлического чудовища и припустил к следующей паре дверей, еще издали заметив, что надпись под одной из кнопок длиннее, чем все предыдущие.
«Вечное одиночное заключение в довольстве и уюте». А на другой двери – просто «Смерть или жизнь».
Он подумал: «В прошлый раз я сделал выбор против смерти. Не повторить ли?»
Позади скрежет и лязг смешались с воем. Ну конечно, это стена толкает перед собой колючий механизм.
«Одиночное заключение в довольстве и уюте, – думалось ему. – Похоже на вечный пьяный кайф без похмелья. Одиночество, наполненное бесконечными роскошными мыслями и безграничными грандиозными мечтами. Но – в полном одиночестве.
Даже малый шанс на жизнь лучше, чем это. Любой шанс на жизнь лучше, чем это».
Рев, скрежет и лязганье нарастали. Он поспешил нажать кнопку «Смерть или жизнь» и выскочил на широкое, длинное патио, затененное матерчатым навесом, сквозь который пробивался сиреневый свет, падая на гладкий керамический пол. Человек остановился, дрожа и задыхаясь.
Поблизости за столом сидела женщина в белом халате, спокойно занимаясь какими-то бумагами. Когда человек немного отдышался, медсестра взглянула на него и протянула серую папку:
– Здравствуйте. Здесь ваше имя и история болезни. Можете прочесть когда захотите. – Сделав небольшую паузу, она с улыбкой добавила: – Хотите что-нибудь узнать прямо сейчас?
Чуть помедлив, он хмуро произнес:
– Кажется, я понял насчет последних четырех пар кнопок. Но вот первые две… Что, я бы умер, выбрав воду или огонь?
– Я не уполномочена на это отвечать. В коридорах много разветвлений.
Он продолжал хмуриться, медленно приближаясь к столу.
– Вас еще что-то беспокоит? – спросила медсестра.
Он мрачно кивнул и сказал:
– «Пытка». В том коридоре не было никаких пыток. Только этот безмозглый робот.
– Вам не угодишь, – ответила она. – А то, что случилось с вашей рукой? Неужели этого мало?
Человек поднял руку, все еще сжатую в кулак, и обнаружил восемь круглых ранок, из которых медленно сочилась кровь, а еще ощутил тупую боль.
Он потянулся за серой папкой, заметив при этом, что вместо второй руки у медсестры блестящий металлический протез с восемью тонкими многосуставчатыми пальцами, похожими на паучьи ножки.
Дотронувшись до папки, он ощутил жгучее любопытство и начал было открывать, но спохватился и с полуоткрытой папкой побрел по двору, ускоряя шаги по мере приближения к серой железной балюстраде, которой тот заканчивался.
Положив ладони на гладкие нагретые перила, он окинул взглядом открывшуюся панораму.
В бледно-желтом небе сиреневое солнце заходило за округлые холмы, лежащие милях в десяти. Его фиолетовые лучи падали в долину, половину которой занимали красноватые возделанные поля и алые деревья, а другую половину – что-то похожее на ферму по выращиванию планктона: установленные в строгом порядке прозрачные трубы, по которым струилась жидкость, меняющая цвет от розового до багрового. Перед холмами, на берегу извилистой реки, виднелся городок с невысокими, беспорядочно разбросанными округлыми строениями пастельных цветов. Тут и там маячили двуногие и шестиногие животные, причем шестиногие высоко поднимали передние ноги, словно кентавры. Откуда-то доносились приглушенные трели рожка и еще тише – ритмичный барабанный бой. Похоже, это неплохая планета.