(Понимаю, все выглядит так, будто я собираюсь рассказывать о Бруссаре целую вечность, но вам надо узнать многое о нем самом и его жизни, чтобы понять смысл нашего с Хэлом открытия, сделанного прошлой ночью, понять, почему оно так поразило и напугало нас.)
После всего сказанного о гороскопах и оккультизме для вас вряд ли станет сюрпризом тот факт, что Франсуа зарабатывал на жизнь главным образом предсказаниями. Но, учитывая мое замечание о смешивании оккультизма с наукой, вас совсем не должно удивить и то, что он, очевидно, был прирожденным отвечателем на вопросы (в голову приходит только это неуклюжее определение), особенно в области математики, как если бы он был точнейшим из молниеносных вычислителей или – лучше сказать так – если бы он имел доступ к современному электронному компьютеру уже в двадцатых-тридцатых годах, когда такие устройства существовали лишь в мечтах… и в воспоминаниях о провале разностной машины Кавендиша
[181], пытавшегося добиться цели исключительно механическими средствами. Во всяком случае, среди клиентов Франсуа были инженеры, статистики, биржевые брокеры и один астроном, для которого он рассчитывал орбиты астероидов, – Мак подтвердил эту историю.
Была одна особенность в том, как Бруссар находил ответы на вопросы (или делал точные предсказания). Ему всегда требовался минимальный промежуток времени, продолжительность которого менялась: десять часов – в 1930 году или около того, двенадцать – в 1950-м и снова десять – в 1970-м. Такой срок он назначал своим клиентам. Это было очень странно. (Однако мы обычно лишь слышали обо всем этом. Как я уже сказал, сами мы не были ни клиентами Бруссара, ни членами созданных им небольших мистических кружков, хотя иногда пользовались в своих целях его талантом.)
Я должен рассказать вам и о еще кое-каких странных вещах, связанных с Бруссаром, пока они свежи в моей памяти, – в основном о необычных замечаниях и загадочных фразах, которые он отпускал время от времени; о кое-каких странных вещах и об одном видении или сне, посетившем Бруссара в юности и, похоже, имевшем для него большое значение.
Как Бернард Шоу и Хайнлайн (вспомним «Назад к Мафусаилу» и «Детей Мафусаила»), Франсуа Бруссар всегда был повернут на идее бессмертия или, по крайней мере, очень долгой жизни. «Почему все мы должны умереть в семьдесят пять или около того? – спрашивал он. – Что, если это массовый гипноз невероятных масштабов? Почему мы не можем жить по меньшей мере триста лет? Возможно, некоторые – долгожители, генетическая элита – живут столько, но втайне от остальных».
Однажды он сказал мне: «Послушай, Фред, как ты думаешь: если человек проживет сотни лет, не может ли он превратиться в иную, куда более совершенную сущность, как гусеница превращается в бабочку? Олдос Хаксли говорил о чем-то подобном в романе „И после многих весен“, только та новая сущность не была совершенной. Возможно, все мы в принципе способны на это, только живем недостаточно долго, чтобы превращение произошло. Возможно, мы утратили что-то еще вместе с нашими империями и эмпиреями… Нет, я просто излишне поэтичен».
Вторая его любимая идея заключалась в том, что люди жили в космосе и пришли оттуда, – и не забывайте, что говорил он это задолго до спутников и планетарных зондов, а также летающих тарелок и фон Дэникена
[182]. «Почему бы людям не жить в космосе? – допытывался у меня он. – Им не пришлось бы тащить с собой столько вещей из своего окружения. К примеру, там у них будет постоянный солнечный свет и полная свобода от убийственного гнета гравитации, сокращающего срок жизни. Говорю тебе, Фред, возможно, эту планету заселили откуда-то еще, совсем как Америку. Возможно, мы – последний, деградировавший обломок великой звездной империи».
Если говорить о звездах, то мне вспоминается, что Франсуа Бруссар особенно интересовался одной частью неба и каким-то образом связывал себя с ней – особенно в конце сороковых и начале пятидесятых годов, когда он жил в Аризоне, с ее ясными, звездными ночами и хорошо видимым Млечным Путем; как мы выяснили, у него там сложился своего рода оккультный кружок; он смотрел и смотрел туда (в одну точку на небе) в телескоп, или в бинокль, или совсем без приборов – всю ночь напролет, в одиночестве, как моряк на необитаемом острове смотрит, не проплывет ли в морской дали корабль. И однажды он действительно обнаружил новую комету, правда очень тусклую. Не так уж и удивительно для астролога со всеми его знаками зодиака, но эта точка находилась в противоположной стороне от его знака по рождению – то есть Рыб или, скорее, Водолея, как ему представлялось. Бруссар родился 19 февраля 1911 года, но как он смог определить точную дату своего рождения, будучи подкидышем, мы так и не узнали… по крайней мере, я так и не узнал.
Точка на небе, так заинтересовавшая или даже заворожившая Франсуа (можно сказать, его точка) находилась в Гидре – большом, рыхлом, довольно тусклом созвездии. Змеиная голова, лежащая к югу от зодиакального Льва, представляет собой аккуратную группу тусклых звезд в форме сплюснутой епископской митры. Единственная яркая звезда Гидры, расположенная еще дальше к югу, там, где размещалось бы змеиное сердце, если у змей есть сердце, – это Альфард, часто называемый Одинокой звездой, поскольку на довольно обширном пространстве вокруг нее нет другой значительной звезды. Помню, я нередко думал о том, что это название в духе Франсуа – Одинокая, очень театральное и байроническое.
Еще одним вопросом, по которому он имел странные воззрения, опять смешивая сверхъестественное с научным, или псевдонаучным, были привидения. Бруссар считал, что они могут быть в каком-то смысле материальными, сгустками эктоплазмы покойников или чем-то иным, тем, во что превращаются очень старые люди, – последняя стадия существования, как у марсиан Хайнлайна. И еще он задумывался о том, бывают ли призраки у неодушевленных предметов… по крайней мере, у тех, которые люди считают неодушевленными.
Помнится, около 1950 года он спрашивал меня: «Фред, как ты думаешь, на что похож призрак компьютера – так сказать, огромного электрического мозга?» (Я вспомнил об этом позднее, когда прочитал о Майке, или Майкрофте, в «Луне – суровой хозяйке» Хайнлайна.)
Однако я должен рассказать о видении или сновидении Франсуа, которое, видимо, многое для него значило – почти столько же, сколько точка в созвездии Гидры рядом с Альфардом. Он был из тех, кто рассказывает о своих снах, по крайней мере о причудливых, космических или юнгианских, и требует от других делиться своими.
По его словам, все началось с того, что он плыл в черном пустом пространстве – находился в свободном падении, как сказали бы сейчас, но Франсуа видел и описывал этот сон приблизительно в 1930 году.
По его словам, он был поистине затерян в пустоте, исторгнут с Земли, поскольку черное пространство пестрело звездами со всех сторон, куда бы он ни посмотрел, выгибаясь и поворачиваясь (и различая полный круг Млечного Пути и полный круг зодиака), но одна звезда сияла ярче остальных, чуть ли не до боли ярко, хотя это была всего лишь светящаяся точка: такой, среди других планет, выглядит Венера для невооруженного глаза.
