14 января. Много бы отдал, чтобы узнать, что тут происходит. Опять с утра странные бугорчатые узоры – был очередной заморозок, – и не только на слое льда. Но сперва был тот идиотский случай двойного лунатизма. Наверное, в версии Джона насчет угара все-таки что-то есть, – по крайней мере, тут требуется хоть какая-нибудь версия.
Вчера поздно ночью я проснулся сидя, полностью одетый, оттого что Джон тряс меня за плечо. На его лице застыло очень серьезное и целеустремленное выражение, но глаза были закрыты. Через несколько мгновений мне удалось высвободиться. Поначалу он плохо соображал и вел себя чуть ли не агрессивно, но вскоре окончательно проснулся и объяснил, что ему приснился кошмар.
Он начался, по словам Джона, с похожего на стон завывания, которое терзало ему уши несколько часов. Потом он вроде как проснулся и увидел комнату, но в ней творилось что-то неладное – всю ее заполняли фиолетовые искры, которые беспрерывно сыпались с потолка, взлетали и опадали снова. Он почувствовал жуткий холод, словно холод межзвездного пространства. Его сковывал страх от ощущения, будто нечто ужасное пытается проникнуть в домик. Он чувствовал, что это я каким-то образом впускаю это нечто внутрь и что нужно добраться до меня и остановить, но не мог шевельнуть ни рукой, ни ногой – его будто придавило огромным весом. Он помнит, что долго и судорожно пытался вырваться.
Меня же, должно быть, сморил сон у приемника. Он был включен на маленькую громкость, но не настроен ни на какую станцию.
Источники дурного сна Джона вполне очевидны: фиолетовый сверкающий луч, кошмарные (во память!) помехи несколько дней назад, страх перед угарным газом, плохо скрываемое чувство беспокойства за меня и, наконец, довольно крепкое подпитие, в котором мы оба находились перед сном. На самом-то деле не стоило бы придавать всей этой истории особого значения, если бы не следы – хотя как и почему они связаны с кошмаром, я не имею ни малейшего представления.
Рисунок был тот же, что и раньше, только много толще – здоровенные ледяные рубцы. И у меня возникло странное ощущение, будто они источают гораздо более сильный холод, чем вся остальная наледь. Когда мы отскребли их от стекла – работенка не из легких, – то увидели, что и на стекле рисунок стал отчетливей и более густого оттенка. Но что самое странное, мы заметили как бы его продолжение на наружном подоконнике, где следы проявлялись в виде растрескивания и отслоения краски, – при первом же прикосновении отскакивали чешуйки, чуть отливающие лиловым, и рассыпались в порошок. Нам также показалось, что продолжение рисунка есть и на спинке кресла у окна, хотя это под вопросом.
Почему все это возникло, было явно за гранью нашего разумения. Не исключено, что один из нас, сам того не сознавая, каким-то образом создал рисунок во сне, но как? В домике не было ни единого предмета, которым можно бы нарисовать подобный волнистый узор с тонкой волосяной кромкой. Неужели это Джон состряпал столь тщательный розыгрыш? Да нет, ничего подобного и быть не может!
Мы тщательно проверили остальные окна, включая окно кладовки, но похожих узоров не обнаружили.
Джон намерен при случае вынуть стекло и показать его кому-нибудь, кто разбирается в физике. Его все это почему-то очень задело. Ничем не могу его отвлечь. По-моему, он чуть ли не испуган. Несколько минут назад неопределенно предложил съездить в Террестриал и пожить там несколько дней.
Но это просто смешно. Я уверен, что за всем этим не кроется ничего из ряда вон выходящего. Даже таинственным следам должно найтись какое-то очень простое объяснение, которое мы бы сразу отыскали, если бы разбирались в физике.
Лично я для начала собираюсь напрочь выбросить этот случай из головы. Мой разум вновь ожил, и меня так и тянет к перу и бумаге. Больше мне ничего не мешает.
После ужина. Ощущаю странную нервозность, хотя работа опять идет как по маслу, слава богу! Похоже, я снялся с мели! Все еще не вижу, как доставить чудищ на Землю, но есть подсознательное ощущение, что со временем подходящий метод сам собой возникнет в голове. Логики тут никакой, но ощущение достаточно сильное, чтобы справиться с любыми опасениями.
Между тем описываю события, случившиеся незадолго до прибытия первого чудища на Землю и сразу после него наседаю на упрямый отрывок с двух сторон одновременно! Второй эпизод вышел явно посильнее. Начинается он с того, что чудище с трудом барахтается в снегу (оно, естественно, выбирает холодный регион, чтобы поменьше отличался от климата его собственной планеты). Я изображаю временное замешательство монстра от земных радиационных бурь, его неуклюжие, но стремительные движения, торопливые поиски укрытия. Какой-то невежественный простофиля замечает пришельца или его следы, рассказывает, что видел, но его высмеивают как суеверного дурачка. Хотя не исключено, что чудищу придется и убить кого-нибудь…
Странно, я так ясно все это вижу и при этом совершенно слеп к эпизоду, который непосредственно этому предшествует. Но я просто убежден, что завтра он перестанет быть тайной!
Джон подобрал последние страницы и вскоре положил обратно. «Слишком уж чертовски реалистично!» – заметил он при этом.
Следовало бы только радоваться, но все же теперь, когда я уже выполнил дневную норму, вдруг чувствую необъяснимую тревогу и… ну да, страх. Усталый, перетрудившийся разум опять с каким-то нездоровым любопытством перебирает события прошлого вечера. Твержу себе, что просто напуган своим же собственным произведением, ухитрившись убедить себя, будто все это правда – как и полагается писателю, – и зайдя в этом самоубеждении чуть дальше, чем следует.
Но очень боюсь, что за этим кроется нечто большее – какое-то реальное явление или постороннее воздействие, которых мы не понимаем.
К примеру, перечитывая предыдущие записи в дневнике, я обнаружил, что упустил несколько важных моментов, словно в подсознании преднамеренно пытался о них умолчать.
Во-первых, я нигде не упомянул, что цвет стекла и подоконника был абсолютно идентичен цвету фиолетового луча.
Возможно, здесь имеется вполне естественная связь – луч просто причудливая форма статического электричества, а следы – его отпечаток, точно так же как молния и отметины, которые она оставляет.
Подобный намек на научное объяснение вроде бы должен был меня успокоить, но дудки.
Во-вторых, есть ощущение, что кошмар Джона был в чем-то реальностью.
В-третьих, я ничего не сказал про поразившее нас обоих внезапное опасение, когда мы впервые увидели необычный узор на стекле, что его оставило некое… ну, скажем так, существо, хотя какое существо может быть холоднее своей среды обитания, я не знаю. Джон тогда ничего не сказал, но я уверен, что у него возникла в точности та же мысль, что и у меня: будто двигающееся ощупью нечто приложило стылое щупальце к оконному стеклу.
Этот страх достиг своей высочайшей точки сегодня утром. Мы все еще не выкладывали друг другу, что у каждого на уме, но, увидев странные следы, тут же принялись, словно следуя какому-то невысказанному соглашению, расхаживать по комнате, внимательно ко всему приглядываясь. Это очень напоминало сцену, к которой часто прибегают в фильмах: два соперника ищут девушку, которая является предметом их нежных чувств и которая застенчиво куда-то скрылась. Оба молчаливо шатаются по дому, поднимаясь и спускаясь по лестницам, входя и выходя в двери. Они постоянно натыкаются друг на друга, отступают на шаг, кивают и расходятся, не проронив ни слова.
