И не в том дело, что он смотрел на нас с гневом или ненавистью или даже с презрением. Это было бы еще можно вынести.
Нет, даже когда он проходил мимо Юджина, у которого все еще был пистолет в руке и который с немым ужасом смотрел на пол, стараясь подальше отодвинуть свою ногу от мертвой руки Эллен, даже когда Незнакомец бросил взгляд на Юджина, он смотрел на него так, как человек посмотрел бы на быка, поднявшего на рога ребенка, как смотрят на ручную обезьяну, разорвавшую на куски свою хозяйку, находясь в состоянии необъяснимой животной ярости.
И когда Незнакомец, не говоря ни слова, взял Эллен на руки и молча пронес ее через рассеивающийся голубой дым на улицу, лицо его хранило выражение трагического сожаления и мрачного смирения.
Я уже почти дошел до конца моей истории. Юджина арестовали, конечно, но не очень-то легко осудить человека за убийство никому не известной женщины.
Так как тело Эллен так и не было найдено. Впрочем, и Незнакомца тоже больше никто никогда не видел.
В конце концов Юджина отпустили, и он продолжает жить дальше, как я уже говорил, несмотря на тень, лежащую на его репутации. Мы иногда встречаемся с ним и пытаемся утешить его тем, что на его месте мог бы оказаться любой из нас, что мы были слепыми эгоистичными дураками.
И мы все вернулись к своей работе. Скульптура, изучение слов, романы, описания ядерных явлений не так великолепны, как при Эллен. Но мы каждый идем своим путем. Мы говорим себе, что Эллен была бы довольна. А мысли наши теперь бродят на третьем уровне – но лишь урывками, сражаясь с джунглями слепоты и эгоизма, которые снова надвигаются на нас. И все же мы понимаем Эллен. И то, что Эллен пыталась сделать, что она пыталась подарить нашему миру, несмотря на то что он был не готов принять ее подарок. И мы способны понять страсть, которая заставила ее пожертвовать звездами ради четырех слепых червяков.
Но чаще всего мы просто горюем об Эллен. А может, и вовсе не горюем. Мы знаем, что она ушла от нас гораздо дальше, чем за тысячи световых лет, где похоронили ее тело. Мы смотрим на статую Эллен, сделанную Эс, мы читаем одно из двух стихотворений, посвященных ей. Мы вспоминаем, и нас не переставая терзает мысль о том, какими бы мы стали, сумей мы сохранить Эллен. Мы вспоминаем, как она сидит в тени в студии Эс, или загорает на траве после купания, или улыбается нам у Бенни. И нас охватывает тоска.
Ибо мы знаем, что Эллен дается только раз в жизни.
Потому что через полчаса после того, как Незнакомец унес тело Эллен из «Голубой луны», огромный метеор огненным смерчем промчался по небу (некоторые говорят, что прямо к звездам), а на следующий день оказалось, что вода из угольной ямы, в которой Эллен ни за что не хотела купаться, разлита по полям на тысячу ярдов, словно по ней как следует ударили огромным кулаком.
Па послал меня за ведром воздуха. Только я наполнил его и тепло сошло с моих рук, как я увидел ЭТО.
Знаете, сначала мне показалось, что я вижу молодую леди. Да, красивую молодую леди со светящимся в темноте лицом. Она смотрела на меня из квартиры напротив на пятом этаже, как раз над белым покрывалом замерзшего воздуха толщиной в двадцать ярдов. Я никогда не видел живых молодых леди, кроме как на картинках в журналах: Сест еще ребенок, а Ма уже здорово постарела. От удивления я даже выронил ведро. Да и вы на моем месте сделали бы то же самое, зная, что на Земле никого нет, кроме Па, Ма, Сест и меня.
Когда я поднял ведро и снова посмотрел на квартиру напротив, оказалось, что это не молодая леди, а пятнышко света – маленький призрачный зайчик, двигающийся от окна к окну, словно одна из далеких звездочек спустилась, чтобы узнать, почему Земля убежала от Солнца.
Пока я стоял и моргал глазами от удивления, у меня замерзли ноги, а на шлеме образовался такой слой инея, что я уже ничего не видел. Но у меня хватило ума нырнуть обратно. Медленно пробираясь сквозь многочисленные слои одеял, тряпок и резины, которые Па повесил, чтобы не выпускать воздух из Гнезда, я постепенно успокоился. Наконец я услышал тиканье часов и понял, что вокруг уже воздух, потому что в вакууме, естественно, нет никаких звуков. Протиснувшись сквозь щель в последнем слое одеял, который Па обшил алюминиевой фольгой, чтобы сохранить внутри тепло, я вошел в Гнездо.
Давайте я расскажу вам о Гнезде. Оно небольшое и уютное, и места там хватает лишь для нас четверых и наших вещей. Пол покрывают толстые шерстяные ковры. Три стены – одеяла, потолок – тоже одеяла, касающиеся головы Па, когда он стоит. Он объяснял, что они висят внутри гораздо большего помещения, но я никогда не видел ни настоящих стен, ни потолка.
Вдоль одной из стен тянутся длинные полки, на которых лежат инструменты, книги и прочие вещи, а наверху – целая шеренга часов. Па очень нервничает, если хотя бы одни из них останавливаются. Он говорит, что мы не должны терять счет времени, а без Луны и Солнца это не так-то просто.
Четвертая стена – тоже одеяла, но там еще есть и камин, в котором всегда горит огонь. Он не дает нам замерзнуть и вообще приносит большую пользу. Кто-то из нас должен постоянно наблюдать за ним. У нас есть несколько будильников, которые напоминают нам, когда чья смена. В первое время за огнем следили только Па и Ма, но теперь им помогаем и мы с Сест.
Конечно, Па – главный хранитель огня. Таким он навсегда останется у меня в памяти: высокий мужчина сидит, закинув ногу на ногу, и, нахмурившись, смотрит на пламя, бросающее бронзовый отсвет на его морщинистое лицо. Через равные промежутки времени он осторожно кладет в огонь кусок угля из большой корзины, стоящей рядом. Па говорил, что в древности тоже были хранительницы огня, их называли весталками, хотя тогда повсюду был воздух, на небе светило солнце и люди совершенно не нуждались в огне.
Па и сейчас сидел в той же позе, но, увидев меня, встал и, взяв ведро, отругал за то, что я долго оставался снаружи. Он сразу заметил иней, покрывавший мой шлем. Па завернул ведро в плотную ткань. Только внутри Гнезда ощущаешь, какое же холодное это ведро. Кажется, оно высасывает тепло отовсюду. Даже языки пламени съеживаются, когда Па ставит ведро рядом с огнем.
Однако мерцающее бело-голубое вещество, насыпанное в ведро, сохраняет нам жизнь. Оно медленно тает и, испаряясь, освежает Гнездо и поддерживает огонь. Слои одеял не дают ему слишком быстро покинуть Гнездо. Па хотел бы заткнуть все щели, но у него ничего не получилось, да и к тому же он должен держать трубу открытой, чтобы дым выходил наружу. Но там у него поставлены какие-то хитрые штуки (Па называет их отражателями), которые мешают выходу воздуха.
Па говорит, что воздух – это крошечные молекулы, которые мгновенно улетают, если их ничто не удерживает. Мы должны постоянно быть начеку, чтобы не упустить слишком много воздуха. У Па наготове несколько запасных корзин, стоящих за первым слоем одеял – рядом с запасами угля, консервами, бутылками с витаминами и прочим, например с ведрами со льдом, из которого получаем воду. За льдом приходится спускаться на первый этаж, что не так-то легко, и выходить из дому через дверь.
