– Ты точно говоришь правду? – перебила она с блестящими от слез глазами. – Не выдумываешь?
– Ни в коем разе! – торжественно заверил он ее. – Если бы ты хоть мельком увидела одного из этих новых детей, то никогда больше не сомневалась бы в моих словах. У них длинные руки и ноги, смуглые, оттенка этого кофе, будь в нем побольше свежих сливок, улыбчивые лица с тонкими чертами, белые зубы и просто чудесные волосы. Они такие подвижные, что я – парень энергичный, к тому же резвый, спасибо пыли, – чувствую себя рядом с ними калекой. Мысли их танцуют, что огоньки пламени, отчего я ощущаю себя непроходимым идиотом. Конечно, у них по семь пальцев на каждой руке и по восемь на каждой ноге, но от этого они только прекраснее. Еще у них большие заостренные уши, через которые просвечивает солнце. Они играют в саду весь день напролет, шмыгая между громадных листьев и цветов – настолько шустрые, что их и не заметишь, разве что кто-нибудь решит остановиться и посмотреть на тебя. Вообще-то, чтобы увидеть все, о чем я рассказываю, тебе надо будет хорошенько присмотреться.
– Но это все правда? – взмолилась она.
– До единого слова, – ответил он, глядя ей прямо в глаза, и положил нож с вилкой на стол. – Как тебя зовут? – мягко спросил он. – Меня – Патрик.
– Эффи.
Он покачал головой:
– Быть такого не может. – Но тут его лицо просветлело. – Эвфемия! – воскликнул он. – Вот какое имя сокращается до Эффи. Тебя зовут Эвфемия.
Говоря это, мужчина смотрел на нее, и женщина неожиданно почувствовала себя красавицей. Он поднялся, обошел стол и протянул ей руку.
– Эвфемия… – начал он.
– Да? – отозвалась она осипшим голосом, немного отстраняясь, но при этом косясь на него и заливаясь густым румянцем.
– Ни с места, оба! – приказал Хэнк.
Голос его звучал бесцветно и гнусаво из-за носового респиратора, настолько длинного, что он напоминал слоновий хобот. В правой руке Хэнк держал большой автоматический пистолет иссиня-черного цвета.
Оба повернулись к нему. На лице Патрика внезапно появилось настороженное, скользкое выражение. А вот Эффи продолжала нежно улыбаться, так, словно Хэнку было не под силу разрушить чары волшебного сада и его следовало пожалеть за то, что он ничего не знает об этом чуде.
– Ах ты, маленькая… – начал Хэнк едва ли не с ликующей яростью, обзывая жену постыдными словами. Он бросался короткими фразами, а в промежутках крепко сжимал губы, не прикрытые маской, и втягивал воздух через респиратор. Его голос крепчал. – И даже не с одним из наших, а с отщепенцем! С отщепенцем!!!
– Не знаю, мужик, чего ты себе навыдумал, но ты здорово ошибаешься, – ухватившись за возможность, торопливо-увещевательно вставил Патрик. – Просто проходил сегодня мимо, голодный, одинокий бродяжка, взял и постучал в окно. Твоя женушка малость сглупила и позволила своему доброму сердцу взять верх над благоразумием…
– Эффи, не надейся, что обвела меня вокруг пальца, – со скрипучим смехом продолжил Хэнк, не обращая ни малейшего внимания на мужчину. – Будь уверена, я сообразил, с чего это ты вдруг понесла спустя целых четыре года.
В этот момент к Хэнку подошел кот и принялся обнюхивать его ноги. Патрик нервно наблюдал за ним, почти незаметно перенося вес тела вперед, но Хэнк просто отпихнул животное в сторону, не сводя глаз с жены и чужака.
– Взять хотя бы то, что ты носила часы в кармане, а не на руке! – упрямо истерил Хэнк. – Здорово придумано, Эффи. Очень здорово. И еще сказала мне, будто это мой ребенок, а сама месяцами путалась с ним!
– Мужик, да ты спятил; я ее и пальцем не тронул! – горячо отпирался Патрик, не теряя при этом головы: он рискнул сделать шаг назад, но замер – пистолет тут же качнулся в его сторону.
– Делала вид, что родишь мне здорового ребенка, – бушевал Хэнк, – а сама все время знала, что он будет – хоть внешне, хоть на уровне зародышевой плазмы – чем-то похожим на вот это!
Он ткнул пистолетом в страшненького кота, который запрыгнул на стол и доедал за Патриком, не спуская с Хэнка настороженных зеленых глаз.
– Пристрелить его, и все! – проорал Хэнк между всхлипывающими, судорожными вдохами, втягивая воздух через маску. – Прикончить этого грязного отщепенца прямо сейчас, чтоб больше не разносил заразу!
Все это время Эффи продолжала сочувственно улыбаться, но после этих слов неторопливо поднялась и встала рядом с Патриком. Проигнорировав его предостерегающий, опасливый взгляд, она приобняла гостя и посмотрела мужу в лицо.
– Тогда ты убьешь того, кто принес вести, лучше которых мы с тобой еще не слышали, – проговорила она; голос ее разливался теплой патокой по затхлой, заряженной ненавистью комнате. – Ну же, Хэнк, забудь о своей глупой, надуманной ревности и послушай меня. У Патрика есть чудесные новости.
Хэнк уставился на жену. На сей раз обошлось без криков. Судя по всему, он только что заметил, как она похорошела, и осознание этого выбило его из колеи.
– Что ты имеешь в виду? – наконец спросил он, сбивчиво, едва ли не с опаской.
– Я имею в виду, что нам больше не нужно бояться пыли, – сказала она с улыбкой, на сей раз лучезарной. – Пыль не навредила людям так, как предрекали врачи. Помнишь, Хэнк, что стало со мной? Облучение, которому я подверглась и от которого оправилась, хотя врачи поначалу говорили, что этого не будет, – а я даже волосы сохранила? Хэнк, те, кому хватило смелости остаться снаружи, и те, кого не убили ни ужас, ни внушение, ни паника, – они приспособились к пыли. Изменились, но к лучшему. Все…
– Эффи, да он же наплел тебе с три короба! – перебил жену оторопевший от ее красоты Хэнк все тем же взволнованным, прерывистым голосом.
– Все, что росло или двигалось, очистилось, – продолжила она звонко. – Вы, мужчины, ничего не видели, выходя наружу, потому что не искали. Вы стали слепы к красоте, к самой жизни. А сейчас вся сила так или иначе ушла из пыли, угасла, выгорела. Ведь так, да?
Она улыбнулась Патрику, ища подтверждения. Его лицо странным образом ничего не выражало, будто мужчина производил в уме какие-то непонятные расчеты. Тот вроде бы коротко кивнул; так или иначе, Эффи решила, что кивнул, и снова повернулась к мужу.
– Вот видишь, Хэнк? Нам всем теперь можно наружу. Больше нечего бояться пыли. Патрик – живое доказательство этому! – ликующе продолжила она, выпрямляясь и крепче обнимая гостя. – Взгляни на него. Ни шрама, ни отметины, а ведь он годами жил среди пыли. Как он мог остаться таким, если пыль вредила храбрым? Ну же, Хэнк, поверь мне! Поверь своим собственным глазам. А хочешь – проверь. Проверь Патрика, прямо здесь.
– Эффи, у тебя каша в голове. Ты не знаешь… – осекся Хэнк, растерявший всякую уверенность.
– Просто проверь его, – повторила Эффи с непоколебимой убежденностью, проигнорировав – нет, даже не заметив – предупреждающий тычок Патрика.
– Ладно, – пробурчал Хэнк и тускло глянул на незнакомца. – Посчитать сможешь?
