Они слишком различались между собой, чтобы быть армией, но и на беженцев тоже не походили – беженцы не стали бы танцевать, играть музыку и петь. Удивительные пляски многоногих существ, удивительная музыка и пение – с такими странными инструментами и голосами, что я совсем не различал их. Весь этот бардак-кавардак наводил на мысль о бегстве от ужасной напасти к некоему спасительному ковчегу, но во всем этом не чувствовалось паники… да и стремления к важной цели тоже. Они просто весело шаркали мимо меня. А если шествие было цирковым, как мог бы подумать кто-нибудь, глядя на животных в причудливых нарядах, куда подевались хозяин цирка, охранники и все зрители, кроме меня?
Наверно, мне стоило держаться подальше от этой орды чудовищ, но я почему-то не испугался, а высунулся из-за скалы, откуда наблюдал за ними, в последний раз огляделся вокруг, выискивая следы ног, или ракетного двигателя, или временно́й петли, или другого знака, способного подсказать, как я здесь очутился, – а потом пожал плечами и спустился к чудищам.
Они не остановились, не убежали, не открыли стрельбу, не рванулись ко мне, чтобы взять меня в плен или отконвоировать куда-нибудь, и продолжали шаркать, не сбиваясь с ритма, но тысячи холодных глаз повернулись ко мне с верхушек переплетенных стеблей или из глубин костяных впадин; когда я подошел ближе, темное существо, похожее на слетевшее с оси колесо с зелеными глазами на неподвижной ступице, покатилось немного быстрее, а опаловый осьминог в аккуратном костюме, заполненном водой, отодвинулся в сторону, освобождая мне место.
Затем до меня дошло, что я так же беспечно шаркаю вместе со всеми, удивляясь тому, как катящееся колесо умудряется не опрокинуться, как осьминог переставляет сразу по три щупальца и как все эти разные виды движения можно настроить на единый лад, словно инструменты в оркестре. Вокруг меня то поднимались, то опадали неразборчивые голоса на непонятных мне языках, переливались радугой разноцветные пятна, которые тоже могли быть языком для глаз… а осьминог в водяном костюме время от времени напоминал взбиваемый коктейль.
Я испробовал на них все, что помнил из языков десятка планет, но никто не сказал ни слова в ответ… я даже чуть было не заговорил на земном, но что-то меня остановило. Пухлое птицеобразное существо, плывшее под газовым мешком, который, видимо, был частью тела, легко уселось на мое плечо, мягко прожужжало что-то, уронило несколько подозрительных на вид черных бусинок и снова вспорхнуло. Другое существо, на двух ногах, приблизилось ко мне откуда-то спереди, кружась, словно в вальсе, и протянуло неровно обломанный комок чего-то молочно-белого, покрытого жесткой коркой. Похоже, это была самка, изящно сложенная, с гребешком из фиолетовых перьев, но на месте рта и носа ее лицо сужалось, образуя небольшое румяное кольцо, а там, где следовало быть груди, раскрывались розовые лепестки. Я снова воспользовался своим знанием инопланетных языков. Она дождалась, когда я замолчу, поднесла комок к приоткрывшемуся лицевому кольцу и снова протянула его мне. Я взял и попробовал: на вкус – вроде сыра бри, только слоеный. Съев комок, я кивнул и улыбнулся; самка еще шире распустила лепестки, описала головой круг и развернулась, собираясь уйти. Я чуть не сказал ей: «Спасибо, цыпочка», посчитав, что так будет правильно, но что-то опять остановило меня.
Так я понял, что Великий исход принял меня, но даже когда день подходил к концу (если здесь бывает день), это ощущение принятия не принесло подлинной безопасности. Я не получил особого удовольствия от того, что мне дали еды, вместо того чтобы съесть меня самого, что я стал частью общей гармонии, а не диссонансом. Подозреваю, что я просто ожидал чего-то большего. Или обнаружил в себе нечто странное, и это испугало меня. В конце концов, мне не очень-то улыбалось шаркать вместе с разумными животными, с которыми нельзя было даже поговорить, пусть они и вели себя дружелюбно, танцевали, то и дело бренчали на своих странных инструментах. Не добавляло спокойствия и то, что я оказался в каком-то уютном, но в то же время одиноком, словно звезды, месте. Чудища вокруг меня становились все страннее и страннее; я перестал различать их индивидуальные черты и видел только общий облик. Вытянув шею, я попытался отыскать цыпочку с розовыми лепестками, но та исчезла. Наконец я решил, что не в силах больше это выносить. Впереди нас давно уже показались развалины, похожие на обрубленные небоскребы, а теперь мы как раз проходили мимо них, хотя и не очень близко, и я, несмотря на то, что унылое, однообразное небо становилось все темнее и все ниже прижималось к земле, несмотря на далекие вспышки молний и раскаты грома (думаю, это были именно они), повернул под прямым углом и быстро пошел прочь от марширующих.
Никто не остановил меня, и довольно скоро я скрылся среди развалин. Поначалу они показались мне приятными, эти небольшие разрушенные дома, и я уловил эмоции предков, их построивших. Но затем подошел к небоскребам – некоторые из них, хоть и обрубленные, упирались верхушками в темное, унылое небо, – и на мгновение почудилось, будто я слышу отдаленный скрип, словно кто-то водил мелом по огромной школьной доске, и у меня заломило зубы. Потом я задумался о том, кто обрубил небоскребы и что случилось с их обитателями, а после этого различил темные силуэты существ, кравшихся за мной вдоль разрушенных стен. Размером они были почти с меня, но ходили на четырех ногах. Они двигались как неуклюжие волки, и чем внимательнее я глядел на них, тем ближе они подбирались ко мне. Морды, как и тела, поросли шерстью, а пасти то открывались, то закрывались. Я прибавил шагу и тут же услышал издаваемые ими звуки – что-то среднее между воем и лаем, – но это было не самое страшное.
Я понимал, что они означают.
«Привет, Джо».
«Что ты знаешь, Джо?»
«Правда, Джо?»
«Пошли отсюда, Джо».
«Давай, Джо, идем, идем, идем».
И тут, сообразив, что совершил большую ошибку, углубившись в эти развалины, я развернулся и побежал туда, откуда пришел, а существа неуклюже поскакали вслед за мной, пытаясь повалить меня с ног, но что еще хуже, было почему-то понятно, что они не собираются убивать меня, а просто хотят, чтобы я встал на четвереньки, лаял и выл вместе с ними.
Большие развалины сменились другими, поменьше, но было очень темно, и поначалу я испугался, что сбился с дороги, а затем испугался, что хвост Великого исхода уже прошел мимо, но затем низкое небо словно засветилось отблесками заката, вдали показалась колонна, и я помчался к ней, а мохнатые существа, затаившись, отстали.
Это, конечно, была другая часть Великого исхода, но удивительно похожая на первую. Я увидел здесь темное колесо, но с синими глазами и меньшего размера, из-за чего оно крутилось быстрей, и еще одно многоногое существо в костюме, заполненном водой, и изящную цыпочку с алым гребешком и оранжевыми лепестками. Но эти отличия не тревожили меня.
Движение замедлилось, изменение ритма докатилось по рядам до меня. Я посмотрел вперед и увидел в низком небе широкую круглую дыру, сквозь которую выглядывали звезды. В нее и заворачивала колонна, каждое существо взмывало вверх к точкам света, мерцавшим во мраке.
