Я понял, что исчерпал квоту отмалчивания и безмолвной лести, и поспешил сказать:
– Думаю, это просто анемия. Ею можно объяснить и потерю веса, и изнуренный вид.
– Ага! Вот вы и прокололись, Карр! – вскинулся Слайкер, торжествующе наставив на меня… нет, не палец, а эти нелепые и жуткие ножницы. – Ее анемия держится в строжайшем секрете, о ней знает только ближайшее окружение. Пресса часто прохаживалась насчет ипохондрии Эвелин, но этот конкретный недуг не упоминался ни разу. Я заподозрил, что ко мне подбирается ее агент, когда прочел вашу записку в «Банковском чеке», – на почерке сказались нервозность и скрытность. Но мне понравился трюк с «Жюстиной», и придумка насчет ученика чародея тоже неплоха, вот и возникло желание пообщаться. Да только в ходе этого общения я постоянно наблюдал за вами, особенно за вашей реакцией на некоторые «крючки», и теперь вы окончательно себя выдали.
Слайкер говорил громко и внятно, но при этом трясся и хихикал; глаза – почти сплошные белки. Он чуть приблизил к груди ножницы и крепче обхватил ладонью их ушки, как будто сжимал рукоять кинжала.
– Наша славная малютка Эви кого только ко мне не подсылает, – продолжил он со смешком. – Все пытается вызволить своих призраков, не скупится на угрозы и даже опускается до покушений. Но впервые она обратилась за помощью к дураку-идеалисту. Карр, почему вам не хватило здравомыслия не лезть в это дело?
– Послушайте, доктор Слайкер… – перехватил я нить разговора, прежде чем собеседник взялся отвечать за меня. – Вы правы насчет причины, по которой мы с вами встретились. Я не намерен отпираться. Но мне ничего не известно о призраках и гангстерах. У меня простое деловое поручение от человека, давшего мне «Жюстину». Я представляю Джеффа Грейна, который всего лишь хочет помочь Эвелин Кордью.
Это должно было успокоить Слайкера. Он и в самом деле перестал трястись, и взгляд больше не блуждал, но только потому, что впился в меня, как двойной прожекторный луч. Прекратилось и хихиканье.
– Джефф Грейн! Эви просто хочет меня убить, а этот киношный Хемингуэй, ее неуклюжий телохранитель, сенбернар, подбирающий сухие крошки их брака, намерен натравить на меня людей-Т, и людей в синем, и людей в белом
[26]. Подсылов Эви, даже гангстеров, я просто вожу за нос, но для агентов Джеффа у меня только один ответ.
Он направил мне в грудь серебряные ножницы и напряг мышцы. Я тоже напрягся, чтобы при первом же агрессивном движении этого разжиревшего тигра прянуть в сторону.
Но он сделал движение назад – через стол свободной рукой. Я решил, что в любом случае лучше поскорее оказаться на ногах, но стоило мозгу послать сигнал мускулам, как что-то обвило мою талию, сдавило шею, вцепилось в запястья и щиколотки. Что-то пружинистое, но крепкое.
Я посмотрел вниз. Широкие, в форме полумесяца захваты с мягкой подкладкой выскочили из потайных ниш и теперь удерживали меня в кресле без боли, но надежно, как умелые санитары. А запястья попали в плен к мягким как бархат наручникам, которые вынырнули из булавовидных подлокотников. Сначала они были неброско-серыми, но прямо на глазах перекрашивались под цвет моей одежды и кожи.
Сказать, что я испугался, – ничего не сказать. У меня чуть сердце не разорвалось от ужаса.
– Удивлены, Карр? С чего бы? – Слайкер снова принял вид любезного школьного учителя: сидел и легонько помахивал ножницами, как линейкой. – Неброские обтекаемые формы и дистанционное управление – главные черты нашей эпохи, и в первую очередь это относится к медицинской мебели. Кнопочки на моем столе могут еще и не то. Например, высунуть иглу шприца – да, негигиенично, но ведь и роль микробов сильно преувеличена. Или выдвинуть электроды шокера. Видите ли, в моем деле очень важна надежная фиксация. У человека в глубоком медиумическом трансе могут начаться конвульсии такой же силы, как при электрошоке, особенно когда отделяешь призрака. А я иногда и электрошок применяю, как самый заурядный мозгоправ. Кроме того, внезапный прочный захват прекрасно стимулирует подсознание, и нередко всплывают тщательно скрываемые трудными пациентами факты. Вы удивитесь, Карр, если я опишу ситуации, в которых был вынужден применить эти фиксаторы. Сейчас с их помощью я подтолкнул вас к пониманию того, насколько вы опасны. Ведь вы только что продемонстрировали готовность к физическим действиям против меня. Я этого, признаться, ждал и поэтому нажал кнопку. Теперь мы можем в спокойной обстановке разобраться с проблемой Джеффа Грейна… и вашей проблемой. Но прежде я должен выполнить данное вам обещание и показать одного из призраков Эвелин Кордью. Много времени это не займет, однако придется выключить свет.
– Доктор Слайкер, – заговорил я ровным, насколько мне это удалось, голосом, – я…
– Замолчите! Активация призрака для осмотра – дело небезопасное. Тут крайне важна тишина, хотя придется включить – очень ненадолго и на малой громкости – музыку Чайковского, которую вы уже слышали нынче вечером. – Он несколько секунд возился с аппаратурой. – Отчасти по этой причине нужно убрать все остальные папки и четырех призраков Эви, которые нам не понадобятся, и запереть стол. Иначе могут возникнуть осложнения.
Я решил попробовать еще раз:
– Прежде чем вы продолжите, доктор Слайкер, я бы хотел объяснить…
Он ничего не сказал, но снова протянул руку над столом. Я уловил краем глаза стремительное движение, а в следующий миг что-то прильнуло к моему лицу; мягкое, сухое и слегка сморщенное, оно накрыло рот и нос, почти касаясь нижних век. Я ахнул и ощутил, как кляп проникает в ротовую полость, а через него совсем не проникает воздух. Это, конечно, напугало меня – даже не до полусмерти, а на семь восьмых ее, – и я замер. Потом осмелился очень медленно вдохнуть, и немного живительной прохлады проникло в раскаленные легкие. Я чувствовал себя так, будто не дышал неделю.
Слайкер с ухмылкой пояснил:
– Я никогда не приказываю молчать дважды, Карр. Клапанный пластик – еще одно изобретение Анри Артуа. Этот кляп состоит из миллиона крохотных клапанов. Пока дышите слабо – очень-очень слабо, Карр, – они пропускают достаточно воздуха, но начнете пыхтеть или попытаетесь кричать, и клапаны закроются. Чудесное успокоительное средство. Возьмите себя в руки, Карр. От этого зависит ваша жизнь.
Я никогда в жизни не испытывал такой абсолютной беспомощности. Обнаружил, что малейшее напряжение мышц, даже шевеление пальцем делает дыхание неровным настолько, что клапаны закрываются и мне грозит удушье. Я видел и слышал, что происходит, но не смел реагировать; я едва смел думать. Пришлось внушать себе, что бо́льшая часть моего тела отсутствует (этому способствовал пластик-хамелеон) и только легкие работают с величайшей осторожностью.
Слайкер вернул папку Кордью в ящик, не закрыв его, и начал собирать остальные беспорядочно разложенные папки. В какой-то момент он снова прикоснулся к столу, и освещение погасло. Воцарилась кромешная темнота – я уже упоминал, что это место полностью изолировано от внешнего света.
