Я посмотрел вниз, на туфли, мыски которых выступали за край карниза. Коричневая кожа посерела от пыли. Я внимательно рассматривал каждую царапину на ней, каждую светлую проплешину.
Вокруг мысков собралась толпа, но люди были такими маленькими – крошечные овальные лица, уложенные горизонтально на овальные туловища, которые были немногим больше: похоже на фасолинки поверх бобов покрупнее. Среди этих овалов виднелись маленькие красные и белые прямоугольники – пожарные и полицейские машины. А между мысками – пустое серое пространство.
В воображении или в действительности, но я снова оказался в своем теле, оставленном в гостиничном номере. В теле, которое пролезло через окно с намерением прыгнуть.
Краем глаза я видел, что рядом со мной стоит некто в черном – то ли в воображении, то ли в действительности. Я попытался повернуть голову, чтобы рассмотреть его, но тут невидимый вагончик русских горок подхватил меня и понес вперед, на этот раз вниз.
Лица внизу стали увеличиваться. Медленно.
На меня обрушилась волна их оглушительного крика. Я попытался оседлать эту волну, но она не держала меня. Я нырнул лицом вперед.
Лица внизу продолжали увеличиваться. Быстрее, еще быстрее, и вот…
Одно из них было сплошь покрыто спутанными волосами, кроме лба, на котором виднелась буква «З».
Падая, я пронесся мимо этого страшного лица, замер на мгновение в трех футах от серой мостовой, четко увидел забитые пылью трещины и растоптанный комок жевательной резинки и почти без остановки устремился наверх, как ныряльщик, коснувшийся дна, или прыгун, оттолкнувшийся от резиновой спасательной подушки в несколько ярдов толщиной.
Я взмыл по широкой кривой, постоянно теряя скорость, и аккуратно приземлился на тот самый карниз, с которого только что упал.
Рядом со мной стояла женщина в черном. Порывом ветра сдуло челку с ее лба, и я увидел на нем восьмиконечную печать.
Почувствовав желание, я взял ее лицо в ладони и потянул к своему.
Она улыбнулась, но наклонила голову так, что встретились наши лбы, а не губы.
Космический холод пронзил мой мозг. Я на мгновение закрыл глаза.
Когда я поднял веки, мы снова были в застрявшем лифте и она, улыбаясь, высвобождалась из моих рук, а я ощутил восхитительную силу, свежесть и энергию, словно все на свете пути были для меня открыты, словно все пространство и время отныне принадлежали мне одному.
Я закрыл глаза – там была только тьма, безмолвная, как могила, и близкая, как прикосновение. Ни вагончика русских горок, ни схемы считывания, извлекающего из темноты движения и лица, ни горячечных галлюцинаций. Я рассмеялся и открыл глаза.
Моя спутница нажала кнопку лифта, и мы плавно двинулись вниз. Улыбка женщины была одновременно и ироничной, и заговорщицкой, как будто теперь мы стали коллегами.
Лифт остановился, дверь отворилась, и мы рука об руку вышли в заполненный людьми вестибюль. Напарница на секунду остановилась, сняла с двери табличку «Лифт не работает» и сунула за керамическую вазу.
Мы направились к выходу. Теперь я понял, что такое зомби. Это люди вокруг нас: гостиничный персонал, постояльцы, полицейские, пожарные. Они все неотрывно глядели в сторону входа, где вращающиеся двери были зафиксированы в открытом положении. Люди словно застыли в ожидании (которое, если понадобится, продлится целую вечность) какого-то происшествия. Они нас не видели, только двое или трое, которых мы задели на ходу, вздрогнули, словно им приснился кошмар.
У выхода напарница быстро проговорила:
– Когда выйдем наружу, делай что хочешь, но как только трону за плечо, следуй за мной. Позади тебя будет Дверь.
Она снова достала серый предмет из сумки, и возле меня возникло серебряное кружение. Я не смотрел в ту сторону.
Я вышел на пустой тротуар и окунулся в крик, исторгаемый множеством глоток. Горячий солнечный свет ударил в лицо. Мы были единственными на пространстве в десяток ярдов, оцепленном полицейскими, за которыми ревела толпа. Все смотрели вверх, за исключением мужчины в грязной рубашке – с опущенной головой он шел сквозь толпу в сопровождении двоих полицейских.
Вам знаком этот звук, когда мясник шлепает кусок говядины на разделочную доску? Его-то я и услышал сейчас, только был он гораздо громче. Я моргнул – передо мной в центре пустого пространства лежал на спине человек, и на серый тротуар брызгала струйка крови.
Я бросился вперед и упал на колени рядом с телом, смутно ощущая, что с другой стороны то же самое проделал мужчина, которого вели полицейские. Я посмотрел в лицо человеку, прыгнувшему навстречу смерти.
Лицо не пострадало, хотя и находилось ближе к земле, чем если бы затылок не был размозжен. Оно по самые глаза было покрыто недельной щетиной, и только высокий лоб был свободен от волос. Измученное лицо пьяницы, наконец-то обретшего покой. Мне было знакомо это лицо… в сущности, я знал его всегда. То самое лицо, которое напарница не позволяла мне видеть, – лицо человека, обреченного мною на смерть. Мое собственное.
Я все же позволил себе дотронуться до щетины, покрывавшей мое лицо. «Ну что ж, – подумал я, – ты доставил толпе волнующие полчаса».
Подняв глаза, я увидел человека в грязной рубашке по другую сторону трупа. У него было то же заросшее щетиной лицо, что и у покойника. То же, что и у меня.
А на лбу – черная несмываемая «З».
Он уставился на мой лоб с изумлением, сменившимся ужасом, который – я знал это – запечатлелся и на моем лице. Я почувствовал прикосновение к плечу.
Напарница недавно сказала, что никто не знает, на «правильной» ли стороне он родился (или возродился). Обернувшись, я увидел мерцающую серебром Дверь в рост человека и исчезающую в проеме руку. И когда я шагнул через порог, сквозь занавес из бархатной мглы и звезд, я повторял эти слова, потому что знал, что буду сражаться на обеих сторонах вечно.
Каникулы на летающем блюдце
[33]– Пап, – спросил я, – почему взрываются планеты?
Папаня на миг закрыл оба думательных глаза, помолчал и ответил:
– Если честно, сынок, я не в курсе. Давай слетаем и выясним.
Да, наш папаня такой – вдумчивый, но в меру, без претензий, и ни одного лишнего движения. А еще он у нас силач – запросто придушит две с половиной антаресские многоплеченожки и при этом шестым и седьмым щупальцами будет листать последнюю новеллу к Космическому своду законов.
Сеструха и мелкий решили было, что он пошутил, но я-то лучше знаю папаню: для него любое законное желание ребенка расширить свой кругозор – дело абсолютно серьезное. Правда, в этот раз желание законным не было, но для него это так и осталось тайной. Только мамане не рассказывайте.
– Ну-ка, посмотрим, – сказал папа. – Мне тут отпуск светит… Галактический Центр не очень-то щедр, но за каждый рабочий день мельница богов роняет нам пылинку золотой муки. Я свяжусь с Врупом и выясню, какие планеты уже созрели. Наш старый носок полон динеро, хватит даже на путешествие в одно из Магеллановых Облаков или в Андромеду. Конечно, если там отыщется сочный бутон, готовый превратиться в цветок…
