Я взглянул на ручку Беллы. Вся в буграх, словно по ней проехала машина.
— Она упала с лазалки, — послышался голос у меня за спиной. — Несчастный случай.
Я повернул голову и только тогда увидел одну из воспитательниц детского сада. Секунду-другую меня обуревало желание вскочить и как следует врезать этой дурище.
Мне хотелось крикнуть: несчастных случаев не бывает! Им дают произойти. Ни единого раза, когда я сам присматривал за Беллой, такого не бывало.
Однако по какой-то необъяснимой причине никогда не кричишь именно тогда, когда считаешь это необходимым. Предпочитаешь переключиться на другое. В данном случае я решил, что моя главная задача — успокоить Беллу. Но воспитательница, пожалуй, почувствовала презрение, с каким я от нее отвернулся.
— Ступайте домой, — сказал я. — Вы здесь больше не нужны.
— До беды всегда недалеко, — заметил врач.
— Мне ужасно жаль, — сказала воспитательница.
Краем глаза я видел, как она вышла из палаты. Одна из медсестер вышла следом.
Сам я остался с Беллой. Врачи занялись ее травмами, и, когда настал вечер, она лежала на больничной койке с пластырем на лбу и рукой в гипсе. Не будь сотрясения мозга, нас бы отпустили домой, и я с облегчением и благодарностью думал, как хорошо, что можно остаться здесь. За считаные часы больница стала спасительной организацией, без которой я бы наверняка не справился.
Только в семь вечера я позвонил Люси и попросил ее заехать в больницу за ключами от моей квартиры, чтобы собрать мне там вещи для ночлега.
Получаса не прошло, как Люси приехала, сердитая и перепуганная.
— Какого черта ты не позвонил раньше? — сказала она срывающимся голосом.
Подошла к спящей Белле, села на край койки.
Я так устал, что был не в силах подняться с посетительского стула. Только тихо сказал:
— Да тут так все закрутилось.
Мы долго сидели так. Люси на койке Беллы, а я рядом. Если б кто-нибудь вошел, то решил бы, что мы семья.
Настоящая семья.
Кое-кто из моих знакомых утверждает, что может спать где угодно и в любой обстановке. Я всегда считал, что они врут. Я могу спать в тихой и прохладной комнате, лежа на удобной кровати. В больничной палате Беллы эти условия отсутствовали.
Я ворочался меж шершавых простынь, чувствуя, что спина взмокла от пота, а майка липнет к телу. Обычно я сплю голышом, но надо полагать, для больничного персонала такое было бы чересчур. Около половины двенадцатого я встал и открыл окно, но тотчас явилась ночная сестра и закрыла его. Это, мол, портит систему вентиляции.
Будто у них она есть.
Дважды Белла просыпалась в слезах. Оба раза я ложился с нею рядом. Нам повезло, мы получили отдельную палату. Слава богу.
Штор на окнах не было, я лежал без сна, глядя в темно-синее небо, которое ночью так и не стало черным. Уже в начале четвертого забрезжил рассвет. Я встал. Белла крепко спала в своей постели. А я до того изнервничался, что едва дышал.
Надо выйти на воздух.
Ненадолго, на несколько минут.
С ловкостью, удивившей даже меня самого, я прошмыгнул в безмолвный больничный коридор. Ни души. Вот и хорошо, мне ведь просто надо немного размяться.
Я шел, открывая стеклянные двери, по лестнице спустился в вестибюль. И не остановился, пока не очутился под рассветным небом — мне отчаянно требовался свежий воздух.
Выйдя на улицу, я уже совершенно не хотел возвращаться. Молча сел на скамейку у входа. Не помню, чтобы я размышлял о чем-то определенном, просто сидел и наслаждался ночной прохладой.
Потом за спиной открылась входная дверь, и меня окликнул охранник:
— Я могу вам чем-нибудь помочь? Этот вход сейчас заперт, давайте я провожу вас в приемный покой.
Я поспешно встал.
— У меня здесь дочка. Я просто хотел размять ноги.
Охранник посмотрел на меня.
— В другой раз будьте добры предупредить кого-нибудь из персонала. Ведь иначе уже не войдете.
Я поспешил обратно, к Белле. Хватит с меня ночных прогулок. Утром Беллу выпишут, и в больницу мы вновь наведаемся не скоро.
Как только лег, я мгновенно уснул. Разбудила меня медсестра, ровно в шесть распахнувшая дверь палаты. В больницах считается, что пациенты могут выздороветь, даже если спят ночью всего лишь час-другой.
В десять нас выписали.
Белла за весь день не произнесла почти ни слова. Ходила за мной, как щенок, не хотела оставаться одна. В конце концов она заговорила, но исключительно о том, что случилось в больнице. Потом пришла Люси, и у меня образовалось немного свободного времени, для которого я не нашел более разумного применения, кроме как наведаться в туалет.
Лишь под вечер я вспомнил, что надо позвонить Дженни. Она не ответила, и я оставил сообщение на автоответчике. А через час позвонил снова.
— Кому звонишь? — спросила Люси.
— Да так, никому, — ответил я и пошел на кухню готовить ранний ужин.
В восемь, когда Белла уснула, я опять позвонил Дженни. Ее телефон был выключен, я сразу попал на автоответчик.
И поневоле разозлился. Она что же, не поняла, что я не мог задержаться в «Зоко», поскольку случилась беда? Если память мне не изменяет, она сказала, что улетает в Штаты в воскресенье. Утром или вечером, я понятия не имел, но так или иначе до воскресенья еще далеко.
Люси тоже пришла на кухню.
— Все в порядке?
— Разумеется.
— Кому ты названиваешь?
Я медлил с ответом. Если сказать правду, она подумает, что я рехнулся. А правда в том, что дело Сары Техас вновь возбудило мое любопытство, на сей раз потому, что к нам в контору явилась ее подружка.
Бобби и Дженни.
Других союзников у Сары, судя по всему, не было. Я устало сжал в руке телефон.
— Бобби? — спросила Люси с необычной строгостью в голосе.
Близко к истине, но признаваться в этом не обязательно.
— Нет.
Люси подкралась ко мне сзади, обняла за талию длинными тонкими руками. Я гладил ее белую кожу, всерьез спрашивая себя, что бы я делал, не будь ее в моей жизни.
«Жадина ты, Мартин, — сказала она в ту ночь, когда мы решили расстаться. — Хоть один разок мог бы сказать мне, что я тебе нужна. Или что я тебе нравлюсь».
С некоторых пор в Стокгольме мода на психотерапевтов. Вот и я тогда обратился к одному такому. Хотел выяснить, может, со мной что-то не так.
«Все в порядке, — сказал он. — Просто вы из тех, кто не любит выставлять близость напоказ. И таких, как вы, много. В какой мере это проблема, решайте сами».
