Эйвор побледнела.
— Конечно, нет.
— Ну вот, — сказал я, нагнулся и поднял коробку. — Тогда я на время заберу ее.
6
— Слышь, Шерлок, что мы будем делать со всем этим?
Люси стояла на коленях возле картонной коробки, которую я привез от Эйвор.
— Понятия не имею. Завтра поглядим.
Сейчас у меня встреча с другим клиентом, а потом надо забрать Беллу из садика.
Иногда я сам заезжаю за Беллой. Чтобы унять нечистую совесть или под этим предлогом пораньше уйти из конторы. А иногда я просто-напросто скучаю по ней. Сегодня это был предлог уйти из конторы.
— Другой клиент? — сказала Люси, не глядя на меня. — У тебя что же, сейчас несколько клиентов?
Я прикусил язык.
Нет, не несколько. Клиент у меня только один, его-то я и собирался навестить в СИЗО. Или я всерьез подумывал заняться делом Сары Техас?
Я вполне отдавал себе отчет, что норовлю ввязаться в историю, которая мне не по зубам. И вместе с тем не мог остановиться. Люди думают, у нас, адвокатов, увлекательная работа, от которой постоянно зашкаливает адреналин. Ничего подобного. Интересные дела попадаются нечасто. А исключительные вообще такая редкость, что мы в принципе знать о них не знаем, пока они не попадают к кому-нибудь другому. Вот я и клюнул на визит Бобби. Волей-неволей.
— Завтра потолкуем, — сказал я.
Я отбросил мысли о коробке, привезенной от Эйвор. Все происходило чертовски быстро. Слишком быстро. Дело у меня сейчас только одно, а именно клиент, которого надо навестить в СИЗО, на нем-то и необходимо сосредоточиться.
— Вечером увидимся? — спросила Люси.
Странно. Вообще-то мы никогда не проводили вместе два вечера кряду. Это только сбивало с толку. Между нашими свиданиями сексуальную озабоченность приходилось удовлетворять с другими.
— Нет, — ответил я. — Надо поработать.
Вранье, и Люси это знала. Но мне не хотелось встречаться с нею. Достаточно того, что скоро мы вместе поедем в Ниццу. Марианна, моя мама, однажды попросила меня объяснить наши с Люси отношения. Я не сумел. Они такие, как есть. Марианна намекнула, что ей жаль Люси. Я рассердился: жалеть Люси — значит недооценивать ее. И сам я никогда так не поступал.
Из конторы в СИЗО я поехал на машине. Всего-то километра полтора, но погода — хуже некуда. Наша контора расположена у моста Санкт-Эриксбру, в одной из многоэтажных башен. Прекрасный вид из окон, высоченная аренда.
Я тогда ездил на «порше-911». Потому что хотел и мог себе позволить.
«Быстрей!» — иногда говорила Белла, когда мы выезжали куда-нибудь за город.
Она знала, как быстро разгоняется «порше», и любила, когда я газовал. С Беллой все будет хорошо, девочка знает, что важно в этой жизни.
Я неправильно припарковался на Бергсгатан и вбежал в дверь СИЗО с такой скоростью, словно удирал от погони.
Охранник хохотнул:
— Всю дорогу бегом, а?
— А что, рак свистнул?
Охранник снова усмехнулся и пропустил меня в помещение, где ждал клиент.
— Он целый день по вам скучал, — сказал охранник. — Вот и чудненько. — Я смахнул с плеч капли воды.
Дверь за мной захлопнулась.
Увидев меня, клиент явно вздохнул с облегчением. Мы поздоровались за руку и сели.
Поначалу мы решили, что этим красавцем займется Люси, но потом пришли к выводу, что он больше подходит для меня. Парень, ранее несудимый, признался, что неделю назад избил на Кунгсгатан другого парня. Избиение закончилось тяжкими телесными повреждениями. По словам клиента, в драку он полез спьяну, лучшего объяснения не придумал.
Все это я узнал от его прежнего адвоката. Обычно я терпеть не могу быть вторым, но на сей раз сделал исключение. Прежний адвокат — мой приятель, и от дела ему пришлось отказаться, так сказать, по причинам личного характера. Его дочка-подросток пыталась покончить с собой, и он взял отпуск, чтобы, как он выразился, разрулить проблемы. Жуткая история. Сам я с ужасом жду того дня, когда Белла станет взрослым человеком с настоящими проблемами. С настоящими проблемами, от которых мне никак не отвертеться.
— Я ознакомился с твоей историей, — сказал я. — Но охотно послушаю еще раз, из твоих уст.
Клиент начал рассказывать. Слова слетали с языка легко, будто он долго ждал возможности снова поговорить с кем-нибудь о том, как он все это себе подсудобил.
Они с дружками пошли в кабак. Решили отметить первое лето по окончании школы и собственную удачу: им всем посчастливилось найти работу. Мой клиент стал учеником паркетчика. Он оживился, рассказывая, какие возможности открывает такая профессия.
— Представляете, сколько денег можно заработать, — сказал он. — В перспективе я бы мог открыть свою фирму.
— Ну и как теперь? — спросил я. — Загремишь в тюрьму за тяжкие телесные, тем более что ты во всем признался и свидетели есть.
Парень сник.
— Да, теперь уж, понятно, ничего такого не светит. — Он сглотнул, поковырял заусенец на пальце. — Думаете, меня посадят?
Не голос, а едва внятный шепот.
Он был вконец перепуган.
Сколько раз я видел, как самые неисправимые юные преступники и те не могли держать фасон и ударялись в слезы, когда речь заходила о лишении свободы.
Но с этим парнем все было по-другому. Совсем по-другому.
Что-то в его истории не так.
— Расскажи-ка еще раз, — попросил я. — Вы, значит, с дружками вышли из кабака. Ты крепко поддал. Вот тут-то и появился приставучий малый, и тебе захотелось непременно его накостылять.
Клиент побледнел.
— Не просто приставучий. Он нас провоцировал.
— Как именно?
— Говорил всякое разное.
— А точнее?
— Не помню.
— Не помнишь? Но что сбил его с ног, помнишь?
— Ага.
Опять шепотом.
— Ладно, рассказывай дальше. Как ты его бил?
— Кулаком. По скуле. В висок. Он рухнул навзничь и треснулся головой.
То-то и скверно. Что малый упал и ударился затылком. С тех пор он лежит в больнице, да еще и эпилепсию заработал на всю оставшуюся жизнь. Н-да, невеселая история для кой-кого из участников.
Я заглянул в бумаги, которые прихватил с собой.
— Есть четверо свидетелей случившегося. Пять вместе с пострадавшим, но от травмы он потерял память. Первый свидетель — старикан, который толком не присматривался, но запомнил, что тот, кто свалил жертву, был в красной куртке. На тебе такой куртки не было. Второй и третий свидетели — твои собственные друганы. Оба утверждают, что не запомнили ни секунды происшедшего. Не помнят ни что было сказано, ни что ты ударил. А четвертый свидетель…
