В начале своей деятельности это была крошечная компания с командой всего из 28 человек (я никогда не использую термин наемные работники). Сегодня число наших сотрудников выросло почти до 12 000, наша группа из семи взаимных фондов (я также не терпеть не могу слово «продукт» для наименования взаимных фондов) теперь расширилась до 130, а наши активы превысили $900 млрд. Мы не только являемся самой быстрорастущей компанией в нашей отрасли, но и одним из двух крупнейших комплексов фондов в мире.
По-настоящему взаимная структура нашего взаимного фонда, а также низкие издержки и принцип «интересы вкладчиков на первом месте», которые она влечет за собой, были единственным наиболее важным фактором нашего удивительного роста. Почему по-настоящему взаимная структура так важна? Из-за ключевой реалии инвестирования: издержки имеют значение. Поскольку взаимные фонды акций представляют собой всего-навсего диверсифицированные инвестиционные портфели ценных бумаг, торгующихся на американском фондовом рынке, совокупная валовая доходность их портфелей примерно равна доходности, генерируемой самим фондовым рынком. Но только до вычета расходов фондов. Чистая доходность, которую фонды фактически обеспечивают для своих инвесторов, отстает от валовой доходности рынка на общую сумму их расходов и издержек – включая комиссии за управление, операционные расходы, трансакционные издержки и издержки оборачиваемости портфеля, а также нагрузки при покупке паев.
Аналогично тому, как любая азартная игра становится проигрышной после того, как крупье отгребает лопаткой долю казино, так и попытка переиграть рынок неизбежно обречена на проигрыш после вычета затрат на финансовое посредничество. Парадоксально, но взаимные фонды – пожалуй, единственный вид бизнеса, где клиенты получают то, за что не платят. На самом деле вкладчики взаимных фондов как группа получают только то, за то они не заплатили. (Чуть позже я приведу вам убедительный пример разрушительного долгосрочного влияния расходов, которые несут фонды.)
Но, хотя наша по-настоящему взаимная структура была главным фактором впечатляющего роста Vanguard, в любых рейтингах популярности она заняла бы последнее место. Одним из моих соображений при выборе названия Vanguard для нашей новой компании было то, что благодаря этой оригинальной структуре, как я думал, мы станем зачинателями новой тенденции – авангардом, который проложит путь для остальных. Увы, несмотря на очевидный успех за 30 лет у нас так и не появилось ни одного последователя.
Причина, по которой по-настоящему взаимная организационная структура до сих пор не правит финансовыми морями, я боюсь, заключается в том, что шумпетерианские предприниматели прежних дней, создававшие предприятия «ради радости созидания… ради стремления к успеху ради самого успеха, а не ради его плодов», постепенно уступили место обычным бизнесменам, которым больше свойственно стремиться к успеху ради его плодов и использовать компании как личные вотчины для собственного обогащения. Эта тенденция как нельзя более наглядно проявляется в индустрии взаимных фондов. Когда я пришел работать в эту отрасль в 1951 г., в ней преобладали небольшие частные фирмы, управляемые профессиональными инвесторами; сегодня в ней доминируют гигантские финансовые конгломераты, которые занимаются этим бизнесом ради того, чтобы заработать максимальную доходность на свой капитал, а не на капитал вкладчиков своих взаимных фондов. Как я говорю в своей книге, новая парадигма взаимных фондов – это символ триумфа капитализма менеджеров над капитализмом собственников. А между тем выигрышная стратегия в конечном итоге оказывается у той фирмы, которая работает прежде всего на благо других и служит своим акционерам/собственникам, просто устраняя львиную долю разрушительных издержек из инвестиционного уравнения. Если бы доктор Франклин родился в нашем веке, он, безусловно, одобрил бы такой способ служения обществу.
Наша инновационная структура и присущие ей низкие издержки, в свою очередь, обеспечили нам плацдарм для создания широкого спектра других инноваций, главным образом новых фондов, которые должны были – по задумке и на практике – сделать преимущества низких издержек еще более значимыми и очевидными. Первое «изобретение» появилось на свет спустя всего несколько месяцев после того, как наша компания начала свою деятельность, когда меня стала неотступно преследовать одна мысль, на самом деле пришедшая мне в голову еще в 1949 г., когда я писал свою дипломную работу в Принстонском университете. Если взаимные фонды как совокупность значительно отстают от доходности фондового рынка из-за своих высоких издержек, почему бы просто не владеть всем фондовым рынком с минимальными издержками, которые мы готовы обеспечить? В этом случае инвесторы смогут получать почти 100 % годовой доходности рынка, а не 70–80 %, которую обеспечивают наши коллеги. Эта, в общем-то, банальная идея довольно быстро была претворена в жизнь в виде первого в истории индексного взаимного фонда, став максимально наглядным и убедительным воплощением философии Vanguard. Сегодня «Глупость Богла», как его некогда называли, – индексный фонд Vanguard 500 – стал крупнейшим взаимным фондом в мире.
Кроме того, простая арифметика, показывающая критическую роль издержек инвестирования в формировании доходностей, указывает на то, что преимущества индексного инвестирования выходят далеко за рамки простого индексного фонда полного рынка акций или облигаций. Это подтолкнуло нас ко второму ломающему стереотипы изобретению, а затем – к третьему. Второе было сделано в области секторных фондов облигаций, когда в 1977 г. мы запустили первую серию фондов облигаций с установленными сроками погашения, включающую портфели краткосрочных, среднесрочных и долгосрочных облигаций. Хотя это может показаться не бог весть каким полетом творческой мысли – да мы и не ставили перед собой такую задачу! – наша простая концепция совершила революцию в сфере секторных фондов облигаций, и вскоре практически вся отрасль переняла эту идею. Сегодня трехсегментный портфель облигаций является отраслевым стандартом.
Эта же простая арифметика стала ключом к третьему изобретению Vanguard, также быстро скопированному отраслью (разумеется, кроме низких издержек). В 1993 г., осознав (хотя и намного позже, чем следовало бы!), что чрезмерные налоговые издержки, характерные для активно управляемых фондов, оказывают столь же разрушительное воздействие на доходности вкладчиков, что и операционные расходы, комиссии за управление, нагрузки и издержки оборачиваемости портфеля, мы создали первую в отрасли серию фондов, нацеленных на минимизацию налоговых выплат: два фонда акций и сбалансированный фонд, которые реализовывали в основном пассивные индексно ориентированные стратегии и в последующие годы в полной мере отвечали нашим ожиданиям.
Следуя замечательному примеру Франклина, Vanguard делала свои изобретения публичным достоянием, не пытаясь извлечь из них выгоду только для себя. Мы не пытались запатентовать ни индексный фонд, ни трехсегментный фонд облигаций, ни фонд, созданный с целью минимизации налоговых выплат, ни любое другое наше изобретение. Мы видели свою миссию в том, чтобы идти «в авангарде», предлагая инвесторам спектр разумных альтернатив, и работать на благо общества, что и должно было стать фундаментом для конкурентного преимущества нашей компании.
