Я имел хорошие контакты с самым мощным пропагандистским центром в Западном Берлине — радиостанцией «Свободный Берлин» («Sender Freies Berlin» — SFB). В то время интендантом (директор-руководитель в ранге министра) там был известный в СДПГ Франц Барзиг, специально направленный в этот город для укрепления партийных позиций Вилли Брандтом, ставшим недавно федеральным канцлером. Именно в это время активизировалась «новая восточная» политика Брандта. Шло усиленное «наведение мостов».
При очередной встрече с Барзигом я постарался заинтересовать его возможностью выступления на SFB кого-либо из наших ведущих эстрадных солистов, что явилось бы подкреплением позиций СДПГ в их «восточной политике». Барзиг сказал, что такое предложение заслуживает внимания и мы к нему вернемся. При этом я не назвал конкретного имени, хотя посольством уже было решено, что это будет Зыкина. На последующих встречах Барзигу была названа наша уже тогда выдающаяся эстрадная звезда Людмила Зыкина. Вскоре согласие было получено, и Барзиг направил соответствующее письмо послу П.А. Абрасимову.
Дальнейшие переговоры прошли успешно, условия обговорены. Причем эти условия были такими же, какие приняты при выступлениях на подобном подиуме западных мировых звезд. По этим условиям мы должны были также согласовать с SFB программу выступления певицы. Контракт был подписан, день репетиции и выступления утвержден. Однако из представленной Барзигу программы он, ссылаясь на каких-то своих «специалистов», просил убрать две песни, содержание которых относилось к военному периоду. В частности, немцы не «пропустили» известную песню «Растет в Волгограде березка». Кстати, одна из любимых песен Люси. Речь-то идет о сталинградской березке. Барзиг просил убрать из программы именно эту песню. А песня эта чудо как хороша! Ведь в ней так проникновенно поется о наших солдатах, павших на берегу Волги-матушки, над их могилами росли русские березки. Видимо, кто-то из его «специалистов» рассказал о взрывной идеологической мощи этой песни, умноженной на исполнение и проникающий в душу голос нашей певицы. Не смог я переубедить Франца Барзига. Убрали, чтобы не срывать концерт…
Зал в SFB небольшой, около 400 мест, заполнен полностью. Маловато для нашей Людмилы Зыкиной. Но главное в другом, более важном и значимом. Трансляция на всю Германию и Европу. Зрительный зал был заворожен с первого звука Люсиного голоса. Они впервые видели и слушали певицу. Потом были многократные исполнения на бис. Все, что определено программой выступления, было закончено. Петь что-либо не согласованное с SFB, она по контракту не имела права. В конце наша неутомимая и блистательная Людмила Георгиевна, поражающая слушателей любой аудитории своей молодостью, задором и красотой русской женщины, пригласила на сцену технический персонал, принимавший участие в этом мероприятии. Мужчин и женщин в синих комбинезонах. Их было человек двадцать. Они растянулись по всей сцене. Она встала к ним, взяла их за руки и в третий раз повторила строки из «Течет Волга». Зал стоя продолжал аплодировать. Это был ошеломляющий успех. Уши со сцены «синие комбинезоны», а зал все не отпускал нашу Люсю. Она подошла ко мне:
— Что будем делать? Что им еще спеть? Как ты думаешь? Может, ту, что убрал из программы господин Барзиг?
Вот уж действительно проявление загадочности русской души! Я знал, что в случае очень даже возможных неприятностей наказание понесу я. И мы решили — все-таки спеть «Березку». Ее последняя песня в этом концерте. Но как она ее исполнила! Люди поняли, о чем идет речь! Они помнят Сталинградскую битву на Волге! Пусть не забывают горькие уроки прошлого.
Я слушал ее, и сердце наполнялось необычным теплом. На сцене стояла и проникала в сознание и души зрителей Россия голубоглазая. Великая страна с великим народом, образ которой так чудно могла воспроизвести великая Зыкина.
На следующий день в своем кабинете нас принимал интендант Франц Барзиг. И ни слова о нашем нарушении контракта. За это ему спасибо. Все-таки социал-демократ. В знак признательности он подарил Людмиле Зыкиной громадный букет изумительно красивых цветов, так напоминающих полевые цветы России.
Через два дня мы провожали Людмилу Георгиевну в Москву, а букет, оставленный ею на память, еще долго напоминал нам об этом необычном концерте.
«А Я УНИЧТОЖИЛ ДЕСЯТЬ ВАШИХ ТАНКОВ. ВСЕ СРАЗУ. И В ОДНОМ БОЮ». 1971 год
Эту историю, случившуюся с ним много лет назад, мне рассказал Саша Богомолов, будучи уже на пенсии. Тогда он работал пресс-атташе в советском посольстве в Бонне.
На приеме в День Советской армии 23 февраля Богомолов, как всегда, был в центре внимания гостей. Около него обычно группировались журналисты, зная острого на язык этого сотрудника посольства. К тому же он так владел немецким языком, что мог говорить с немцами на любые темы в равной степени одинаково не только на классическом литературном языке, но и на некоторых немецких диалектах, которых в Германии несколько десятков. Веселый, общительный и интересный собеседник.
Проходя мимо группы знакомых немцев, он уловил конец фразы: «Да я под Харьковом только в одном бою подбил сразу четыре русских Т-34». Такого Богомолов стерпеть не мог. Развернувшись в сторону хваставшегося своими успехами на Восточном фронте, Саша узнал хорошо знакомого ему и уже подвыпившего журналиста. Этот немец не раз встречался с Богомоловым и симпатизировал ему, разделял многие наши политические позиции. Они были уже давно на ты. Увидев приближающегося Богомолова, немец смутился. Саша, дружески улыбаясь, вмешался в разговор: «Я помню бои под Харьковом. Там у нас и окружение тяжелое было. Упорные танковые бои. Потери с обеих сторон большие. Вы нас там хорошо поколотили. Но твой пример — “в одном бою четыре танка” — никого не удивит. Вот я тоже только в одном бою уничтожил сразу десять танков». Немец сделал удивленное лицо: «Такого не может быть! Я, как бывший танкист, знал бы об этом бое. Наши танкисты и больше подбивали, о ваших слышал, но такого случая что-то не припомню». «А я тебе поясню, — продолжил Саша. — Я с товарищами целый эшелон танков под откос пустил. В вашем тылу. В одном бою. И все сразу».
Саша чокнулся с немцем и, также дружески улыбаясь, отошел к другой группе все слышавших гостей. Смущенный немец-«фрон-товик» только развел руками и, как утверждал Саша, больше никогда не хвастался.
Дружеские отношения с этим немецким журналистом стали еще прочнее.
ПОСОЛ АБРАСИМОВ. 1962–1963, 1966–1971 годы
Осенью 1962 года П.А. Абрасимов сменил посла М.Г. Первухина. Он был диаметральной противоположностью нашему предыдущему послу. И внешне, и внутренне. Стремительный по своему характеру, он не вошел, а ворвался в жизнь коллектива. По прошествии короткого времени он несколько всех озадачил: произвел некоторые замены и перестановки в дипломатическом составе, в том числе и среди руководства. Новый посол был решителен во всем, и этим он тоже отличался от Первухина. Это в какой-то степени можно было объяснить тем, что Михаил Георгиевич был «ссыльным» и, как указывает Александр Богомолов, «осужден» быть послом. Возможно, именно поэтому он был более осторожен и нерешителен по сравнению с Абрасимовым. Но, как и Первухин, он был сыном своего времени. Петр Андреевич впитал в себя тот дух и внутренний настрой, который был присущ руководителям-коммунистам, беспрекословно выполнявшим все решения партийных инстанций, независимо от своих, может быть, даже не высказываемых вслух личных оценок и убеждений (настроений). Он появился в Берлине, имея за собой огромный по тем временам жизненный опыт. Совсем молодым стал ответственным советским руководителем областного масштаба. Прошел кровавое пекло войны. Ощутил вкус работы на посту крупного советского и партийного руководителя. И уж совсем неожиданно для себя был направлен на дипломатическую работу. Появившись в Берлине, он уже имел за плечами опыт дипломатической деятельности: побывал советником-посланником в Китае и Польше, где он успешно справился со сложными и ответственными поручениями руководства нашей страны…
