— Что с моим ребенком? — только и смогла произнести Лея.
— У тебя нет больше ребенка. Он погиб.
Лея снова потеряла сознание…
Этот гестаповский врач еще несколько раз заходил к Лее, пока она полностью не пришла в себя. «Неужели в гестапо могут быть люди, сохранившие человеческий облик?» — неоднократно задавалась вопросом Лея. Но с этим гестаповцем было именно так. Он успокаивал Лею:
— Я делал тебе операцию. Ты здоровая женщина. Ты еще сможешь рожать…
Спустя два года тюремного заключения в одиночной камере нацистский суд приговорил Лею к трем годам каторжной тюрьмы, обвинив ее в «государственной измене на подготовительной стадии».
В каторжной тюрьме тоже существовало сопротивление режиму. Четко работала партийная организация, не давая узницам опуститься до животного уровня. Была связь и с подпольем на воле…
Пережитый Леей ад в застенках гестапо, выдавленный из чрева, так и не успевший познать мир ребенок, каторжный, не просто изнуряющий, а испепеляющий душу и тело рабский труд не сломили волю этой маленькой и такой внешне хрупкой женщины. Она по-прежнему верила в свою звезду и светлое будущее всех честных людей…
Нацистские власти после выхода Леи из каторжной тюрьмы на свободу выдворили ее в Польшу, как имевшую в прошлом гражданство этой страны. С помощью товарищей по подполью она сумела на какое-то время благополучно устроиться. После уничтожения Польского государства и оккупации части территории вермахтом Лее удалось связаться с польскими товарищами, которые сумели переправить ее в Советский Союз…
Вновь Москва открыла ей свои объятия. Она среди своих товарищей по партийной работе. Лечение от туберкулеза в Крыму. Война. Много работы. Тяжелая зима 1942 года в Уфе. На фронт не берут по состоянию здоровья. Как она завидовала тем немецким товарищам, которые с оружием в руках сражались с фашизмом в открытом бою или забрасывались в глубокий тыл противника, как ее подруга и одногодка, с такой же боевой биографией, Катя Нидеркирх-нер
[106]. Возвращение в Германию после победы в 1945-м. Наконец-то у нее семья. Любимый муж и дети. Лея по-прежнему энергична и мужественна. Когда в 1953 году в ГДР вспыхнули волнения и 17 июня тысячные толпы рабочих с антиправительственными лозунгами вышли на улицы, Лея возглавляла отдел кадров киностудии «ДЕФА» в Потсдаме. Рабочие этого огромного предприятия построились в колонну и двинулись в сторону Берлина на поддержку демонстрантов. Все руководство «ДЕФА» затаилось в своих кабинетах. Единственным человеком из руководства, осмелившимся выйти к колонне рабочих, была Лея Гроссе. Эта миниатюрная женщина выступила с такой пламенной и убежденной речью, что рабочие послушались и разошлись по своим рабочим местам.
Лея много лет возглавляла один из отделов политуправления Министерства национальной обороны ГДР, где регулярно организовывала пропагандистские передачи на ФРГ для солдат бундесвера.
Лея Гроссе прожила до глубокой старости, став свидетелем гибели Республики. Она тяжело переживала исчезновение социалистического лагеря, распад Советского Союза. Как-то в кругу близких сказала: «Неужели моя жизнь прожита зря?» С крахом идеалов на нее обрушилось и личное горе: от нее по политическим мотивам отказалась родная дочь…
Все возвращается на круги своя: незадолго до смерти Леечка вступила в еврейскую общину, покинутую ею на заре своей юности, а ведь всю жизнь была убежденной атеисткой. Что это? Почему так случилось? Она и похоронена на еврейском кладбище Вайсен-зее в Берлине, хотя предназначенное ей всей ее яркой и трагичной жизнью место было уготовано на кладбище социалистов, рядом с теми, с кем она тесно плечом к плечу сражалась и работала.
«…ВСТРЕЧУ СПАССКОГО С ФИШЕРОМ МЫ ПРОИГРАЛИ НЕ В РЕЙКЬЯВИКЕ, А В МОСКВЕ…» 1972 год
Моя плановая замена в Берлине должна была произойти в 1971 году. Однако посол Абрасимов попросил мое руководство в Москве продлить мне командировку еще на год в связи с продолжающимися переговорами по Западному Берлину, начатыми в марте 1970 года. В «команде» по переговорам я был пресс-аташе нашей делегации. Моя замена на последнем этапе встреч и переговоров делегаций Советского Союза, США, Франции и Великобритании, как считал наш посол, была нежелательна. Я знал о решении Москвы оставить меня на работе после завершения загранкомандировки в Центральном аппарате. Это было для меня, в прошлом сотрудника КГБ Украины, конечно же приятно. Центр есть Центр! И я ждал скорейшего завершения моей работы в Берлине. Однако повлиять на свою дальнейшую судьбу в любом случае я не мог. Пусть будет как решит начальство, полагал я. Все равно квартиры у меня в Москве нет, торопиться мне особенно некуда…
Переговоры закончились в сентябре 1971 года. Я еще несколько месяцев оставался в Берлине. Сдавал дела своему преемнику. Этот процесс всегда занимал достаточно времени и от желания поскорее уехать не зависел. Если, конечно, не возникали экстраординарные и неожиданные ситуации.
Мое возвращение в Москву совпало с начавшимся переездом Службы в новое здание в Ясенево. Сегодня об этом объекте говорится открыто, а в те годы место дислокации разведки составляло государственную тайну. К слову сказать, один из моих друзей военной юности, ставший после службы в ВВС гражданским пилотом, командиром воздушного корабля «Аэрофлота», — Игорь Владимирович Король давно знал об этом таинственном объекте. Он рассказывал еще в те годы, что на авиационных картах появилась новая точка разворота при заходе на посадку на Внуковский аэродром. Все пилоты «Аэрофлота», а стало быть, не только советские летчики, знали, что это какой-то секретный объект КГБ.
Вскоре после начала моей работы на новом месте мир узнал о готовящейся встрече двух великих шахматистов XX века.
Один из них — чемпион мира с 1969 года, международный гроссмейстер, заслуженный мастер спорта, тридцатипятилетний Борис Спасский, собиравшийся подтвердить звание чемпиона мира, другой — американский шахматист, международный гроссмейстер и чемпион США, двадцатидевятилетний Роберт Фишер, заранее публично объявивший о своей победе над советским шахматистом.
Они должны были встретиться в конце лета 1972 года в столице далекой Исландии — Рейкьявике…
Чтобы лучше понять значимость поединка обратимся к прошлому этих знаменитых в шахматном мире фигур.
