БЛЕСК ЗОЛОТА. 1973 год
Это произошло в моем рабочем кабинете в Москве. Получилось так, что я стал невольным свидетелем воздействия на человеческое сознание действительно магической силы золота. В небольшом чемоданчике, типа того старинного, с которым когда-то ходили по больным земские врачи, поместилось больше десяти килограммов различных драгоценностей. Здесь, в этом саквояже, поступившем к нам в Службу издалека, чего только не было: миниатюрные, весом в 10 и более граммов, слитки золота самой высокой пробы, старинные испанские и голландские монеты, чудом сохранившиеся русские золотые монеты достоинством в пять и десять рублей еще царской чеканки из так называемого червонного золота (говорят, что некогда большие запасы именно этого «русского» золота давно закончились в Сибири), золотой и платиновый лом. Много колец из золота и платины, с различными драгоценными камнями — бриллиантами, сапфирами, изумрудами. Браслеты, броши из золота, ну, и прочая драгоценная «дребедень», включая особой работы ручные и карманные часы стоимостью в десятки тысяч долларов. Много массивных цепей крупного плетения из «желтого» (понимай — золотого) и «белого» (платина и белое золото) металла. И что меня особенно удивило — крупный жемчуг разного цвета: от светлого, светло-желтого до почти черного или даже черного цвета — в виде жемчужных нитей разной длинны, включая почти метровые. Все это попавшее волею служебного случая в мои руки «богатство» напоминало старинный клад некогда могучих морских пиратов, оставивших по велению прежде всего английской короны кровавый след, навсегда исчезнувший на просторах мирового океана. Все эти морганы, дрейки и вымышленный фантазией великого шотландца Стивенсона морской разбойник Флинт незримо возникли в моем воображении, заполнили все пространство моего небольшого служебного кабинета. Вспомнился их санкционированный грабеж неповоротливых торговых судов, которые легко становились добычей ловких военных фрегатов. Все во имя короны! В докторском кофре лежала и бумага с подробным перечнем находившихся в нем предметов. Я должен был еще раз все перепроверить и сдать в соответствующее подразделение.
Я разложил в моем представлении действительно несметные богатства на рабочем столе и, чтобы лучше видеть, включил настольную лампу. Возвышавшаяся перед моими глазами горка из золота и платины, бриллиантов и жемчуга засверкала искрящейся и переливающейся гаммой многоцветья. Мне казалось, что я оказался в пещере из сказки «Али-Баба и сорок разбойников». И тут мне в голову пришла озорная мысль. Мне захотелось проверить реакцию на эти драгоценности моих лучших друзей, которым я доверял как самому себе. Разумеется, я им не назову источник поступления к нам этого «товара» и другие известные мне подробности. Я прикрыл «золотую горку» газетой и попросил принести еще две настольные лампы. Вошедший сотрудник и внимания не обратил, что там на столе начальника прикрыто газетой. Расположив как можно живописней драгоценности, так, чтобы разного цвета жемчужные нити переплетались с бриллиантовыми ожерельями и брошами, рассыпав сверху кольца и разместив вокруг этого «холма» рядами золотые монеты, я включил все три настольные лампы. Эффект был ошеломляющий! Искрящиеся лучи, преломляясь в направленном электрическом свете, буквально ослепляли. Вот это мне и было нужно. В разное время с небольшим перерывом я попросил трех друзей зайти ко мне, пообещав продемонстрировать нечто необычное. Предположение меня не обмануло. Эффект получился еще более впечатляющим, чем просто освещенное ярким светом настольных ламп сверкающее чудо.
На лицах первых двух моих друзей при виде возвышающейся на столе горки из золота и прочей «мишуры» отразилось чувство обычного человеческого удивления с элементами восторга, а затем один из них запустил руки в эту кучу, назвав ее «буржуазнонавозной», пропустил струящийся блеск сквозь пальцы и весело произнес: «Жаль, не наше, казенное. Подумаешь, нашел что показывать. Вот пропить все это, прокутить — вот было бы здорово!» При этом выражение лица его и глаз никак не изменилось. Подобная реакция была и у второго. Оставался мой самый близкий и, казалось, самый надежный друг. Я ему доверял больше всех. Появился и он. Я сдернул газету. Надо было видеть выражение его лица и глаза. Есть очень удачное, мне так кажется, немецкое выражение: Gluehende Augen — лихорадочный блеск глаз. Вот именно такой огонек сверкнул в глазах моего друга. Какая-то еле уловимая гримаска на доли секунды исказила его лицо. Эти короткие мгновения, как фотовспышка, подсознательной, не зависящей от человека реакции были мной зафиксированы. Усилием воли он мгновенно подавил в себе это проявление истинных, природой данных, переданных, может быть, даже и на генном уровне с молоком матери чувств…
Бросив на драгоценные вещи еще один, уже совершенно равнодушный взгляд, он с видимым безразличием произнес: «Откуда все это дерьмо? Ничего интересного!»
Я невольно вспомнил, как однажды мне довелось увидеть в сейфе одной из наших служб миллион долларов, миллион западногерманских марок, ну, и другой инвалюты, мирно покоившейся до поры до времени каждая на своем месте. Заведующий этим хозяйством взглянул на меня как-то оценивающе, потом сказал, что у всех, кто, может быть, впервые видит такие суммы, реакции возникают разные. Редко, но бывает, что обалдевают… Вот так и мой лучший друг! Мне представляется, что все определяется внутренним содержанием человека, его мировоззрением. Когда-то я вычитал из истории партии большевиков, что среди российских коммунистов было около 40 процентов своеобразных нигилистов в области восприятия материальных ценностей, прежде всего денег. Они вообще их отрицали. По-моему, истинные революционеры кроме здорового авантюризма несли в себе чувство огромной романтики. «Безумству храбрых поем мы песню!» Прав был Буревестник революции!
По-моему, вообще-то, в каждом или почти в каждом совмещается и плохое и хорошее, и черное и белое, и восторг и порицание. Такова природа вещей и человека. Разумеется, нужно быть снисходительным. Однако и учитывать это описанное мною явление при подборе людей на определенную работу. Такие качества, как природная жадность, чрезмерная страсть к накопительству, именуемая зачастую стяжательством, не должны быть у людей в нашей Службе. В наши дни такую проверку можно провести гораздо проще и дешевле…
«О БЕДНОМ ЧЕКИСТЕ ЗАМОЛВИТЕ СЛОВО…» 1974 год
После завершения последней загранкомандировки я получил назначение на работу в Центр. Рабочий день только начался. Не успел я просмотреть поступившую вчера вечером почту, как ко мне зашел один из сотрудников и молча положил на стол рапорт на имя высокого руководства. Вопрос, который там был изложен, решался только высшим руководством Службы, но рапорт должен был пройти несколько инстанций, то есть получить визы тех, в подчинении которых работал этот сотрудник. Содержание рапорта вызвало у меня недоумение. Вот оно: «Прошу откомандировать меня по семейным обстоятельствам в региональный отдел кадров (далее указывалось то периферийное управление, откуда он был направлен на учебу в Москву как один из лучших молодых сотрудников для использования в дальнейшем на работе за границей)».
И никаких далее разъяснений этих самых «семейных обстоятельств». Он, безусловно, имел право ссылаться на что угодно и не конкретизировать причины. Я с удивлением посмотрел на него. Нет, вроде все в порядке. Ясный взгляд ничем не затуманенных глаз и цвет лица нормальный. И выглядел он, как обычно, спокойным, уравновешенным, уверенным в себе человеком, всегда вызывавшим у начальства уважение своей исполнительностью, настойчивостью в овладении практическими навыками, необходимыми ему в будущей сложной и ответственной работе за рубежом. В общем, ничего такого, что указывало бы на что-то случившееся, необычное в жизни этого человека. Чувствовалось, что у него вроде бы все в порядке, он явно не нуждался ни в утешении, ни в сочувствии. Но чем же могло быть вызвано столь экстраординарное решение расстаться с «голубой мечтой» — попасть на самый острый участок работы в нашей Службе?
