«Хорошо, — ответил Булганин с улыбкой, — мы отдадим вам назад ваших военнопленных. Мы даем вам честное слово». Хрущёв, слышавший этот разговор, утвердительно кивнул. Тотчас же после этого Булганин поднялся, держа в правой руке бокал вина, и громко объявил в микрофон: «Я поднимаю этот бокал за установление нормальных дипломатических и других дружественных связей между Советским Союзом и Федеративной Республикой Германией и за проводников этой политики».
Переводить пришлось господину Кайлю из делегации ФРГ, так как он сидел рядом с Булганиным непосредственно перед стоящим микрофоном. На русском слове «проводники» он запнулся, наклонился ко мне и спросил шепотом: «Проводники?» Я подсказал ему: «Лучше первопроходцы». Пауза продлилась всего несколько секунд, и никто ее не заметил еще и потому, что огромный зал после первых же слов Булганина моментально заполнился громкими; веселыми и возбужденными голосами и аплодисментами гостей.
После Булганина выступил Аденауэр: «В последние дни мы вели очень откровенные и вместе с тем острые беседы с руководителями Советского правительства. Мой сосед справа, господин Хрущёв, очень откровенно выражал свои мысли. Этому человеку можно доверять. То, о чем пишут газеты, часто верно, но не всегда. Я хочу сказать, что мы здесь, у вас на глазах, провели очень важные и решающие переговоры». При этом он имел в виду договоренность о возвращении на родину военнопленных и соглашение об установлении дипломатических отношений, которая была достигнута за этим столом фактически лишь за несколько минут до этого.
Поздно вечером я получил от господина Кайля маленький томик стихов Гете с коротким посвящением: «Первопроходцам». Ну что ж, большое спасибо, подумал я, и мне в голову пришла цитата из Гете: «Теория, мой друг, суха, но зеленеет древо жизни».
13 сентября переговоры почти больше не велись. Текст писем, которыми должны были обменяться руководители делегаций, заключительное коммюнике и тому подобные документы были согласованы на уровне экспертов. В тот же день в Кремле был дан обед в честь Аденауэра. На нем присутствовали Хрущёв, Булганин, Молотов, все другие члены Президиума ЦК КПСС и члены западногерманской делегации. Всего приблизительно два десятка функционеров и государственных деятелей. Меня в качестве переводчика и дипломата часто приглашали на разного рода официальные обеды, но ни на одном из них раньше я не видел такого богатого выбора изысканных блюд. Стол украшали цветы и отборные грузинские вина. Обед начался приблизительно в 14:30, и я, как, вероятно, и другие гости, проголодался. При виде разнообразных мясных и рыбных деликатесов у меня потекли слюнки. Все принялись за еду, а я не мог есть, потому что, едва Булганин заканчивал, начинал говорить Аденауэр. И мне приходилось переводить оживленную беседу. С полным ртом это не получалось. Когда уносили мои нетронутые тарелки, я надеялся, что хоть кто-нибудь догадается, почему я не ем. И вот один из официантов пододвинул ко мне с середины стола овальное блюдо с огромными жирными кусками семги. «Попробуй-ка это, — прошептал он мне на ухо. — Тебе совсем не нужно их жевать. Проталкивай языком в горло и глотай».
Это было действительно великолепно. В секундные паузы между переводом я очистил половину блюда с семгой. Два дня затем я только и делал, что пил воду. Этот опыт я с удовольствием передаю переводчикам на тот случай, когда на столе лежат жирные куски семги.
На этом пиршестве перед Аденауэром стояла бутылка «Столичной» водки, которую он один выпил почти наполовину. Канцлер был в приподнятом настроении. Аденауэр пил и грузинские вина, пригубливая их как истинный знаток вин. «Я пришлю вам коллекцию рейнских и мозельских вин», — обратился он громко к Булганину, который ответил ему: «А вы получите коллекцию наших вин». Аденауэр окинул взглядом гостей и произнес улыбаясь: «Но не мечите бисер перед свиньями».
После того как я перевел эту реплику, Молотов заметил: «Это известное выражение, оно из Библии». — «Вы знакомы с Библией?» — спросил Аденауэр. «Мы, коммунисты, всегда имеем то преимущество, что мы знаем и Коммунистический манифест, и Библию. Вы — только Библию».
Аденауэр промолчал. Но при первой же возможности он ясно продемонстрировал Молотову свою сдержанность. После обеда представители принимающей стороны и Аденауэр провели встречу в соседнем зале, усевшись на обтянутый светлым шелком диван и в такие же кресла. С советской стороны присутствовали Хрущёв, Булганин и Молотов. Аденауэр же был один. Он повернулся к Булганину и Хрущёву и задал им вопрос: «Мы сегодня ехали по Садовому кольцу и видели гигантский дом. Что в нем располагается?» — «Это наше Министерство иностранных дел», — ответили ему. «Я именно так и думал, так много места для такого множества глупостей».
Я посмотрел на Молотова. Однако тот промолчал и не проявил вообще никаких эмоций. Острый ответ Аденауэра позволял сделать заключение о том, что тот был хорошо проинформирован об отношениях внутри советского руководства.
Неожиданно федеральный канцлер сделал тогда еще одно загадочное предложение. Он попросил встретиться с ним с глазу на глаз. Где, когда, зачем и с кем, он не сказал. Эта неожиданная просьба явно поставила советских руководителей в неловкое положение. Это читалось на их лицах. Хрущёв первым взял себя в руки и предложил: «Ну конечно же приезжайте, пожалуйста, завтра в Кремль». Аденауэр ответил, что он этого не хочет, так как его черный «мерседес» тотчас же обратил бы на себя внимание прессы. В ответ на это Булганин предложил посетить Аденауэра в его резиденции на одной из дач в пригороде Москвы. Аденауэр согласился, и на следующий день советская принимающая сторона приехала в гости к Аденауэру. Эта встреча «с глазу на глаз» превратилась в выезд на природу под взорами приблизительно сорока глаз. Там собралось больше народу, чем сидело за столом переговоров. Стоял теплый солнечный осенний день. Участники встречи медленно гуляли вокруг дачи. За последовавшим кофе кто-то поднял тему обучения летчиков. Хрущёв обратился к Аденауэру: «Если Федеративная Республика хочет иметь хороших летчиков, тогда вам следует отправлять своих молодых людей учиться во Францию или к нам, в Советский Союз». Потом он лукаво оглянулся, наклонился к Аденауэру и прошептал: «Я хочу открыть вам секрет; скоро мы запустим кое-что вокруг земного шара». Это предложение я перевел тогда так, как это написано здесь, но понять его я смог только тогда, когда весь мир узнал о «Спутнике».
Общеизвестен факт, что переговоры с Федеративной Республикой состоялись по инициативе советской стороны. Хрущёв, Булганин и Молотов во время переговоров ссылались на то, что установление дипломатических отношений между Федеративной Республикой и Советским Союзом позволило бы решить важнейшую проблему немецкого народа — восстановление единого немецкого государства и что объединение обоих немецких государств не состоится до тех пор, пока обе Германии сами не возьмутся за решение этой проблемы. Эти мысли были изложены в совместном немецко-советском заключительном коммюнике, а также в идентичных письмах Аденауэра и Булганина от 13 сентября. Тогда я принял все это за абстрактную, чисто протокольную пустышку. Однако сегодня, по прошествии более 40 лет, это звучит почти мистически.
Переговоры 1955 года были успешными для обеих сторон. Незначительные пикантные эпизоды приобрели на фоне позитивного исхода переговоров характер дружеских юморесок и имели для меня, как для будущего слушателя лекций в Высшей дипломатической школе, огромную прикладную ценность.
