Александр Михайлович был исключительно решительным человеком. Так уж бывает, что на определенное количество успешно проведенных оперативных мероприятий обязательно случаются провалы даже при очень тщательной подготовке. В Западном Берлине в районе Цоологишенгартен проводилась важная операция, в которой было задействовано четыре оперативных работника и прикрывавших их несколько немецких агентов-боевиков. Было совершено предательство. Один из прикрывавших наших сотрудников агентов позвонил американцам, и те мгновенно среагировали: через 20 минут они уже были в районе операции и взяли всех участников. К счастью, проводившие прикрытие этой операции сотрудники не были известны предателю, и через небольшой промежуток времени генерал знал все. Знал он и то, что задержанные были доставлены в подразделение ЦРУ в Западном Берлине на Клейаллее и содержались под стражей.
Прежде чем позвонить в Москву, генерал, не теряя ни минуты, сразу же позвонил по прямой связи Мильке. Как мне рассказывал позже присутствовавший при этом сотрудник, разговор был предельно четким и решение было принято мгновенно: «Эрих! Час назад в Западном Берлине американцы арестовали четверых моих парней. Есть предложение сейчас же задержать четверых американцев, находящихся в настоящее время в столице ГДР — Берлине…» Небольшая пауза, его перебивает Мильке: «Почему четверых и почему только находящихся в Берлине? Мы арестуем всех находящихся на территории ГДР, и немедленно, сейчас же, я отдаю приказ, об исполнении сообщу сразу же, позвоню, не будем терять время». А потом генерал позвонил в Москву, которая подтвердила правильность решения. Буквально через час Мильке сообщил о задержании в Берлине и на территории ГДР 42 американцев — гражданских лиц. Спустя семь часов, после переговоров между представителями ЦРУ и нами, американцы были отпущены взамен наших четверых оперработников. Вот так действовал наш генерал.
Ему был свойствен мощный оперативный размах, масштабность мышления. Он и нас приучал мыслить масштабно, работать на перспективу, создавать и готовить агентурный аппарат из числа молодых людей, которые в будущем смогли бы не только успешно выполнять роль ценных источников — информаторов, но и быть агентурой влияния. Ругал он нас частенько. Поднимет очки на лоб, окинет всех быстрым взглядом и скажет: «Ну что это за встречи у вас, что это за оперативные расходы в три-пять марок? Лучше угостить хорошим обедом или ужином, чем сосиской и кружкой пива. Деньги государственные надо экономить, но не так же». Однако чаще было иначе. Каждая неудача, а их было достаточно, строго, требовательно и жестко разбиралась. И здесь генерал не выбирал выражений. Генерал считал разведку тяжелой работой, требующей полной отдачи сил. Он всячески поощрял хорошие знания языка, страны, быта, нравов и обычаев немцев. Сам знал Германию и все связанное с ней в мельчайших деталях.
Он был противником шаблона в работе, прежде всего в вербовочных мероприятиях. По некоторым делам настойчиво рекомендовал не стремиться к формальному завершению вербовки, заявляя, что вопрос не в получении расписки от агента с обязательством не разглашать ставшие ему известными секретные сведения; факт сотрудничества не в выборе псевдонима, а в том, что может сделать этот помощник для нашей разведки конкретно и самое главное — какие у него перспективы на будущее. Как-то был такой случай. Генералу доложили материалы с просьбой дать санкцию на вербовку одного гражданина ГДР, искреннего друга Советского Союза, служебное положение которого открывало большие возможности для проведения очень нужных советской разведке мероприятий по вопросам документации наших нелегалов. Разработку этого человека вел опытный сотрудник, назовем его А.К.А. Он-то и рассказал мне эту историю. Александр Михайлович спросил его, была ли уже необходимость использовать возможности этого человека, А.К.А. ответил, что пока нет, но следует иметь готовый резерв. Генерал как-то задумчиво посмотрел на А.К.А., поднял своим любимым движением очки на лоб и сказал: «Вот когда нам будут нужны необходимые документы для работы, он и так для нас все сделает и без вербовки, как наш политический друг, я знаю этого человека». Вопрос был закрыт.
Александр Михайлович всегда и во всем был в высшей степени принципиальным. Приехал в Берлин однажды родственник Н.С. Хрущёва — муж его старшей дочери Юлии Никитовны, некто Гонтарь, тогда директор Киевского Государственного академического театра оперы и балета им. Т.Г. Шевченко, ценитель и коллекционер почтовых марок, известный в Киеве филателист. Попросил генерала принять его, тот принял, родственник Н.С. Хрущёва все же. А Гонтарь после общей беседы возьми да попроси у Короткова денег, что-то около тысячи марок ФРГ для покупки почтовых марок в Западном Берлине. Александр Михайлович конечно же ответил отказом, сказав при этом, что деньги-то не его личные, а государственные. «Странно, — ответил ему Гонтарь, — ваши коллеги в других странах мои подобные просьбы всегда выполняли. Я не просто Гонтарь, я родственник Никиты Сергеевича». Генерал ничего не ответил, но и денег не дал.
Рассказывала Ирина Александровна. Незадолго до смерти Александр Михайлович долго и скрупулезно обдумывал свой план реорганизации разведки в целом и в частности работы по Германии исходя из складывающихся новых политических условий в Европе, активизации усилий спецслужб противника по ослаблению стран социалистического содружества, первых попыток социал-демократов Германии выйти на контакты с коммунистическими партиями социалистического лагеря. Политическая обстановка была крайне сложной, возникали совершено новые, еще неизвестные современной истории политические тенденции к диалогу между Востоком и Западом, с одной стороны, и крайне жесткие беседы между лидерами Востока и Запада при их встречах — с другой. Чувствуя все это, располагая обширной информацией, Коротков решил представить некоторые свои соображения по реорганизации разведки руководству КГБ СССР. Дело было новое, не всем понятное. Ведь речь шла об изменении методов работы, о новых направлениях, целях, задачах. Не понял и тогдашний председатель КГБ А. Шелепин. И не только не понял, но был крайне раздражен смелыми суждениями Александра Михайловича. Прощаясь с генералом после его доклада, председатель сказал, что его удивляет необоснованная смелость генерала и несвоевременность этого проекта, заявив в конце: «Не боитесь, что мы сможем сделать оргвыводы в отношении вас и отозвать из Берлина?» На что Александр Михайлович ответил, что нет, не боится, а считает своим долгом провести до конца задуманную им реорганизацию, если получит на это санкцию руководства, считает свой проект правильным, очень нужным и крайне своевременным.
Генерал оказался прав — в начале 60-х разведка постепенно начала переход к новым методам работы.
Александр Михайлович любил сам участвовать в оперативных мероприятиях, острых оперативных ситуациях, вербовочных беседах, и в этих случаях он действовал как опытнейший оперативный работник и, как правило, не подчеркивал (если это не диктовалось оперативной необходимостью), что он один из руководителей разведки, генерал. Был прост в обращении с оперработниками, принимавшими участие вместе с ним в этих мероприятиях.
Далее я привожу рассказ работавшего тогда в Берлине моего старого товарища Лезина Олега Сергеевича.
