Не сказать хотя бы немного о семье Короткова — значит не иметь полного представления об этом человеке. Ну разве можно представить себе боевого генерала на кухне в переднике и с ручной кофемолкой в руках? «А ведь кофе-то вкуснее, если его смолоть вручную», — говорил генерал и молол его, и даже как бы с удовольствием. Или, как я уже писал выше, гулял с дочкой, как и все остальные отцы. Конечно, не так часто, как другие, но все же и это было у него.
Ирина Александровна была достойной спутницей своего мужа. Сама профессионал-германист, она блестяще знала экономику Германии, как и немецкий язык, защитила кандидатскую по Германии. И что интересно — одним из оперативных псевдонимов генерала Короткова была девичья фамилия жены.
Их связывало многое — они были единомышленниками во всем. Такая спутница была определена генералу самой судьбой, как говорится, свыше. В семье Короткова не только чтят память о муже, отце и дедушке (внука назвали в честь генерала Александром), но исключительно преданно, до мельчайших нюансов хранят тот идеологический и человеческий настрой, который был заложен при жизни Александра Михайловича и который навсегда остался в этом доме: преданность своему Отечеству, служению Державе, верность долгу и, как и у генерала, никакого предательства ни идеям, ни друзьям, ни товарищам, связанным с этой семьей. В этой семье нет предательства в любом его выражении. Они, эти оставшиеся уже без Александра Михайловича женщины, Ирина Александровна и Юля, основой всей своей жизни — и это тоже от мужа и отца — считают принципиальность во всем.
«Мы не меняем ни своих идеалов, ни друзей», — сказала мне совсем недавно Ирина Александровна. До последнего времени Ирина Александровна использовала малейшую возможность, чтобы передать весточку-поддержку Эриху Мильке — забытому всеми, старому, больному, умирающему старику, отдавшему всего себя когда-то тому делу, которое объединяло советского и немецкого генералов.
Коротков ушел из жизни неожиданно для всех. Внешне могучий, физически крепкий, спортивно подтянутый, он, казалось, был несокрушим и в состоянии выдержать любые, даже превышающие все нормы физические и психологические напряжения.
«После своей последней встречи с председателем Шелепиным домой вернулся в угнетенном состоянии, был мрачен и неразговорчив, — вспоминала Ирина Александровна. — Прилег отдохнуть, что случалось с ним крайне редко». А на следующий день, наверное, желая не просто размяться, а физической нагрузкой подавить гнетущее состояние после вчерашнего неприятного разговора на Лубянке, он вышел на теннисный корт поиграть со своим другом генералом Серовым. На корте почувствовал себя плохо… Когда приехала скорая, генерал был мертв. Ему шел 51-й год. Врачи констатировали обширный инфаркт. «Его сердце было похоже на мочалку, все в рубцах», — сказал позже один из врачей. Ничто не проходит бесследно. Александр Михайлович, особенно в первые годы работы в разведке, выполнял задания в тяжелейших условиях, требующих колоссальнейшей концентрации всех физических и духовных сил. Разве могут уйти из памяти и забыться глаза ликвидированных в Париже в 1938 году возглавляемой Коротковым группой предателя-чекиста Агабекова и троцкиста Клемента?
Похороны генерала были более чем скромные. Никто из высшего руководства КГБ и ПГУ не присутствовал при погребении на Новодевичьем кладбище. Делегация МГБ ГДР была представлена всем высшим руководящим составом во главе с министром Мильке. Как рассказывал позже переводивший траурные речи немецких друзей начальник разведки МГБ ГДР Маркус Вольф, Мильке, покидая кладбище, грязно выругался в адрес руководства КГБ… По-русски.
Через несколько дней после похорон Ирине Александровне позвонил сам глава Республики Вальтер Ульбрихт и пригласил осиротевшую семью Коротковых на постоянное жительство в Берлин с предоставлением небольшой полностью оборудованной виллы и назначением ей достойной пенсии пожизненно. Он так и сказал: «Мы готовы взять вас на полное государственное обеспечение». У семьи Коротковых и мысли не было оставить Москву и переехать в ГДР.
Много лет назад остановилось сердце легендарного разведчика, профессионала высочайшего класса, оказавшего большое влияние на развитие советской разведки, опередившего уже тогда своими действиями и направлением в работе само время. Но память о нем навсегда осталась в истории Российской внешней разведки, где достойное место принадлежит и ему — генералу А.М. Короткову.
По сей день у меня добрые отношения с Ириной Александровной. Но был период, который я и сегодня считаю позорным для себя. Мог ли я поступить иначе? Я подчинялся партийной и офицерской дисциплине. А произошло следующее. В 1973 или 1974 году один из руководителей кадров ПГУ, явно выполняя указание высокого начальства, рекомендовал мне прекратить встречи с семьей Коротковых. При этом он не назвал причин. Лишь после длительного разговора и моих настоятельных просьб прояснить ситуацию он ответил, что Ирина Александровна поддерживает дружеские отношения с семьями Буденных и Молотовых. Поэтому мне, как сотруднику особого политического органа, то бишь разведки, «не может быть разрешен контакт с людьми, поддерживающими отношения с подобной категорией родственников в прошлом крупных политических деятелей, скомпрометировавших себя оппозиционными настроениями». Все это я воспринял как какой-то несуразный вздор, но это было именно так. Я был вынужден возразить, что годами существовавшие дружеские и семейные отношения с точки зрения человеческой морали просто вот так, неожиданно прервать невозможно. Да я и причин не мог понять, о чем прямо сказал беседовавшему со мной руководителю. Слова его я запомнил: «Не мне вас учить. Вы опытный работник, и не вы, а я должен спрашивать у вас совета, как действовать в данном случае. Подумайте сами, как лучше сделать. Это указание». И добавил: «О нашей беседе никому не рассказывать и не советоваться».
Спустя много лет, уже после ухода из жизни моей первой жены, на похоронах я все рассказал Ирине Александровне. Покаялся. Она простила меня.
КАК ОЛЕГ ПАНИН ПОМОГ НАЙТИ СЕБЯ БЫВШЕМУ ГЕНЕРАЛУ БЕЛОЙ АРМИИ.
Начало 1950-х годов
Во время своей первой загранкомандировки Олег Сергеевич некоторое время работал в только что открывшемся в одном из округов советском консульстве. Когда в начале 1960-х я ближе познакомился и подружился с ним и его семьей, наши отношения стали более доверительными. Он охотно делился со мной своим богатым оперативным опытом, а будучи незаурядным рассказчиком, часто удивлял изложением таких эпизодов, которые навсегда остались в моей памяти.
Вот один из них. Русская эмиграция. Олег хорошо знал эту категорию бывших граждан Российской империи, Советской России, Советского Союза. Как известно, было три основные волны русской эмиграции: последствия Гражданской войны (1918–1922 гг.), отток российской интеллигенции в начале 20-х годов XX века и попавшие в западные зоны Германии и оставшиеся там по разным причинам бывшие граждане нашей страны после разгрома нацистского режима. В общем, все те выходцы из России, Советского Союза, прежде всего русские, кто в силу разных обстоятельств и в разное время был вынужден жить не только в Западной (ФРГ), но и Восточной (ГДР) Германии. Это была особая публика. С некоторыми из них следовало общаться. Прежде всего с теми, кто не утратил любви к Отечеству, считал себя русским
[14], симпатизировал Советскому Союзу, сердцем и душой не порвал с Родиной, Россией и был готов служить ей… В этом смысле некоторые из названной категории могли представлять и оперативный интерес для советской разведки…
